Твари Господни

Сначала, максимум полчаса назад, Лиса была поражена самим фактом появления Виктора. И ведь нельзя сказать, что встреча эта оказалась полной неожиданностью. В конце концов, она тогда уже знала, что Некто жив, как знала и то, кто на самом деле скрывается под этим странным псевдонимом. Впрочем, правды ради, следует признать, что знала она о нем до обидного мало. Виктор Корф великолепно скрывал свои тайны. Судя по архивам Советского Союза и Израиля, он все еще существовал тут и там — где-то, как живой человек, а где-то как покойник — но везде он был лишь именем без каких-либо существенных подробностей. Даже немногочисленные фотографии были такого качества, что сказать определенно, кто на них изображен, не смогла бы даже Лиса. И все-таки главное она знала: Виктор жив, и, значит, когда-то и где-то они встретятся. И вот он пришел, и они встретились. И даже больше: случай — «Ведь это был случай, не так ли?» — вновь даровал Лисе чудо прикосновения к его необычному дару. Что бы она об этом не думала, Музыка, которую услышала Лиса в воспоминаниях Персиваля, сказала ей больше, чем могли передать многие и многие слова. И все-таки, все-таки…

По внутреннему ощущению, это и не встреча была, а одно недоразумение. Встретились не встретившись, поговорили не объяснившись… И что теперь?

— Между прочим… — голос Виктора снова вернул ее к реальности, и Лиса неожиданно обнаружила, что так глубоко погрузилась в мысли «о главном», что совершенно перестала отслеживать ситуацию.

«Вот ведь…! Да, что же это происходит?! Я что, совсем ополоумела?»

Оказывается, все уже разошлись, и они с Виктором остались в холле одни. Так и стояли вдвоем посреди просторного зала. Вернее, это, кажется, она, Лиса, здесь остановилась со своим пойлом в одной руке и клятой декадентской сигареткой в другой — «Ничего не скажешь, хороша „богиня“!» — а Виктор, вероятно, не захотел оставлять ее одну и стоял теперь прямо перед ней, удерживая, впрочем, вежливую дистанцию, и смотрел…

«Как он смотрит! Господи, как он…»

— Между прочим, — он смотрел на нее так, что и слова, в общем-то, были не нужны, но…

«Привычка говорить у нас еще не атрофировалась».

— Если хочешь, — начал он по новой. — Возможно, это будет правильно…

«О чем это он?»

— Я подумал… — такого Виктора Лиса еще не видела и даже вообразить себе не могла. Все вроде бы было по-прежнему, но его глаза, и эти жалкие попытки что-то сказать…

«Поцелуй меня, Витя! Сейчас же прекрати нести ахинею и поцелуй!»

— Хочешь, — сказал он наконец каким-то совершенно жалким голосом.

«Что ты делаешь? — хотела спросить она. — Ты же „бог“, или я тебя неправильно поняла?»

— Хочешь, я снова стану Августом? Одна трансформация, и…

«Ты идиот, Виктор Корф! Ты…»

— Не надо, — ответила она с улыбкой. — Мне «Вронский» не нужен, Витя. Я люблю своего «Каренина».

Как ни странно, он ее понял. Впрочем, как она узнала в следующее мгновение, ничего удивительного в этом не было, а если и было, то совсем не то, о чем она подумала.

— Забавно, — усмехнулся Виктор, глаза которого, «говорили» совсем другие, гораздо более уместные в данной ситуации «слова». — Ты раскусила мою давнюю фантазию с первого раза.

Настроение его очевидным образом изменилось, но взгляд от этого не стал менее «красноречивым».

— Он тебе так нравится? — искренне удивилась Лиса, одновременно поражаясь тому, что еще может чему-нибудь удивляться, когда он на нее так смотрит.

— Представь себе, — а что Виктор «говорил» Лисе на самом деле, она никому пересказывать не стала бы. — Когда я прочел, — кажется, это произошло в восьмом классе, — «Анну Каренину», Алексей Александрович был единственным героем романа, которому я по-настоящему сочувствовал. Урод, не правда ли?

— Не знаю, — ответила Лиса, но не на тот вопрос, который Виктор задал вслух, а на тот, который вслух произнесен не был. — Но я тебе изменять не стану.

«Я тебя слишком долго ждала, Витя, но ты это все тоже, кажется, проходил».

— И тебе не дам, — закончила она твердо, подходя к нему вплотную и кладя руки на плечи. — И не надейся.

3

На обед они конечно не пошли. Какой, к черту, обед! Они и завтрак нечувствительно пропустили и следующий обед… Время вообще потеряло для них всякий смысл. «Что есть время?» Не было больше времени, и мира окружающего не существовало, и людей его населяющих… Ничего. Как они вообще — мимоходом — не разрушили этот мир, один большой вопрос. Во всяком случае, Лиса определенно помнила, что в какой-то момент — вот только когда? — с треском вылетели стекла из окон, лопнуло зеркало, и огонь охватил стены той спальни, в которой они — Когда? Как? — оказались, и, кажется, даже постель под ними занялась… Но Виктор что-то такое сделал со всем этим безобразием — или это она сама машинально вмешалась? — и огонь угас, и стекла… Лиса была уверена, что со стеклами точно что-то произошло, потому что позже она выбивала их еще как минимум трижды. И еще, кажется, устроила ураган в Южной Атлантике. И, может быть, что-то еще… Лиса попыталась вспомнить, что именно, но ничего определенного в своей опустевшей памяти не обнаружила.