Твари Господни

«Нет, — решила Лиса, обдумав еще раз свою вполне идиотскую идею. — Ничего из этого не выйдет. Как там пелось? „Никто не даст нам избавленья, ни бог, ни царь и не герой?“».

И в самом деле, глупо и по-детски наивно было строить будущее подполья на зыбкой почве безумной надежды, что кто-то там — «А есть ли он вообще, этот кто-то?» — кто знает и может больше других, возьмет на себя тот груз ответственности, который тащили на себе Лиса и немногие другие, имевшие дерзость сопротивляться уготованной им судьбе.

«Бессмысленно, — поняла она сейчас. — В Замок никого еще не пропустили, так почему же должны впустить меня?»

Эта была горькая правда, и удивляться можно было лишь тому, что Лиса при всей своей хваленой трезвости, поддалась — пусть и на время — жалкому искушению решить все проблемы одним махом и…

«И чужими руками», — безжалостно закончила она начатую мысль.

«Это от отчаяния, — призналась она себе, и это признание породило волну жестокого гнева. — Ну так пусти себе пулю в лоб, сука! И не мешай людям работать…»

В Город она в тот раз все-таки пошла, но оставалась недолго, всего несколько часов объективного времени, а потом дела и обстоятельства надолго задержали ее на «этой стороне», и с Твином она так и не встретилась. И в Рязань двадцать третьего сентября приехала, не зная, что уже раскрыта и объявлена во всесоюзный розыск. Однако дело было не только в том, что она не успела еще увидеть свое лицо по Центральному телевидению. И не в том, что трансляции новостей в вагоне не предусматривалось. В тот день ей фатально отказало чутье, или, может быть, голова была занята другим… Ее опознал милиционер на городском рынке, а дальше… Просто ее вдруг оставила удача. Что бы она ни делала, все было не так, не вовремя или вообще никак. А вот загонщики, как ни странно, действовали на редкость разумно и слаженно. Вот и говори после этого про провинциальные нравы. Впрочем, никакого «после» для Лисы уже не случилось. Все началось и закончилось вечером двадцать третьего сентября в Рязани. Она дралась отчаянно и продержалась гораздо дольше, чем можно было предположить, но почему-то так и не решилась остановить время. И время ушло…

Двадцать третьего сентября 1999 года в городе Рязани органами правопорядка пресечена…

Что тут скажешь? Не надо было ехать в Рязань? И верно, не надо было, но судьбе не прикажешь. Но, может быть, судьбу можно перехитрить?

* * *

— У русских появился кто-то очень сильный в Москве, — сказал Наблюдатель и приложился к стакану, хотя, как показалось Лисе, пить он в этот момент совершенно не хотел. — Говорят, — ковбой оторвался от стакана и неожиданно глянул на Лису равнодушным взглядом смертельно уставшего человека. — Говорят, он чувствует эманацию метров за двести-триста. Бродит по городу и вычисляет.

— Много провалов? — спросила Лиса, уже понявшая главное. Как бы давно они не были знакомы, на самом деле, Наблюдателя она не знала.

— Не знаю, — пожал он плечами. — Знал бы, сказал.

— А у тебя, выходит, есть знакомые в Москве? — Лиса увидела, как мимо двери харчевни медленно прошел Твин, и, зачерпнув ложкой суп, снова посмотрела на Наблюдателя.

— Некорректный вопрос, — усмехнулся тот. — Без комментариев.

— Ну без, так без. — Суп, как всегда, был вкусный и обжигающе горячий. — А про Иакова ничего не слышно?

— Говорят, он умер, — Наблюдатель залпом допил виски и встал. Показалось ей или нет, что именно этот вопрос заставил его вдруг заспешить? — Он ведь старый был, вот и умер. Извини, но мне надо идти.

— Какие извинения, Наблюдатель, — улыбнулась заинтригованная увиденным Лиса. — Ты же знаешь, я тебя люблю и всегда рада видеть.

Наблюдатель ушел, а Лиса посидела еще, смакуя свой кофе, и не столько обдумывая то, что он ей сказал, сколько пытаясь догадаться, о чем умолчал.

Через неделю после этого, второго октября, она вместе с Чертом, Пикой и группами Юрика и Кочерги, предприняла отчаянно рискованную попытку поймать московского нюхача на живца. Дурное дело не хитрое, начать да кончить, вот только и начинать, если честно, не следовало. Ей вообще не нужно было лезть в это дерьмо. Можно было бросить информацию ребятам из русской боевки, и, кто знает, может быть, им повезло бы больше. Однако сделанного не воротишь, а нюхачка оказалась намного сильнее, чем сказал Наблюдатель, который, скорее всего, всей правды не знал. Какие, к черту, триста метров! Она учуяла совершенно «холодного» Черта метров с двухсот, а когда началась резня, «вела» их через всю Москву. А Москва, известное дело, столица нашей родины, и припасено в ней на всякий — в том числе, и такой вот — случай много чего такого, от чего легко случаются преждевременные похороны. Гон был безумный, но страшнее всего было то, что не было никакого шанса оторваться. Это Лиса поняла довольно скоро, но и сдаваться было не с руки. Женевские конвенции на таких, как она, не распространялись.