Твари, подобные Богу

У Таты в мозгах что-то мучительно зазудело, как бывает, когда решение задачи близко, но никак не находится. «От этого колдовства голова кругом», — сердито подумала она и засобиралась домой.

Они с Умкой позвонили и вызвали такси.

— Как говорят в Америке, я воспользуюсь вашей ванной? — Тата улыбнулась и вышла.

Александра с горячностью зашептала Умке:

— Я при Татке больше не хотела говорить, она упертая, слушать не станет, но ты учти: с Иваном все очень серьезно! Попробуй что-нибудь сделать, ладно? Жалко ведь мужика! Сама ему позвони, что ли. Или папашу его предупреди — умный вроде дедушка, не станет фыркать.

— Хорошо, хорошо, — ответила Умка, но смущенно отвела глаза. Не божеское это дело! Однако обещание есть обещание. Ивану она звонить не станет, но Ефима Борисовича предупредит.

* * *

Тата еще поворачивала в замке ключ, когда по дому начали разливаться громкие телефонные трели. Сердце заколотилось: что стряслось? Она схватила трубку и услышала рокочущее:

— Привет. Соскучилась?

Гешефт. Прямо по Сашкиному гаданию. Впрочем, если откровенно, Тата ждала звонка — человек с таким прозвищем не может не переть напролом, — и заранее приготовила отповедь, но сейчас растерялась и пролепетала:

— Привет.

Да еще вся покрылась липким потом, дурища.

— Видишь, порылся в Светкиной записной книжке и нашел твой телефон. Ничего, не возражаешь? Только давай без банальностей. Да, я женат на твоей подруге, и да, я смог. Посмел. Как? Вот так. Очень просто. Я все понимаю, но… привык с тобой трепаться и не хочу отвыкать… тем более, привычка хорошая, никому никакого вреда, кроме пользы…

Он молол всякую ерунду, но Тате казалось, что она тонет — не в словах, а в звуках его красивого, уверенного, очень мужского голоса. Впрочем, через пару минут она взяла себя в руки и тихо, отчетливо произнесла:

— Георгий, раз ты все понимаешь, то… просто не звони больше, хорошо?

Он хмыкнул.

— Завтра же не позвоню, — пообещал и нахально добавил: — Целую. Всячески. — После чего спокойно повесил трубку.

Тата оцепенело слушала короткие гудки. Она почти не злилась на скучающего Гешефта: с адюльтером в Америке не забалуешь, и кто-то вроде нее, Таты, — практически единственный шанс безопасно развлечься. В болоте эмигрантской рутины подстрелишь любую лягушку. Тем более что такого чудовищного возрастного ценза, как в России, в Штатах нет, и женщины за сорок там вполне котируются. В любом случае, Гешефт уголовный кодекс не нарушает. Но она сама, это ведь ужас какой-то! Как двадцатилетняя дура, тает от пустомельства! Почему??? Потому что в ее «пожилом» советском сознании возрастной ценз есть и любое мужское внимание воспринимается ею как подарок?

Удивительно: времена изменились, женщины, спасибо всяким притиркам и ботоксам, стали выглядеть намного моложе, но в умах — наверняка не у одной только Таты, — прочно засела «старушка сорока двух лет» из девятнадцатого века, которая не дает морального права вести себя так, как вполне позволяют и внешность, и самоощущение, и прочая психофизика…

«Нет, — твердо сказала себе Тата, — я не сдамся в утиль раньше времени. Как бы я отнеслась к Гешефту в молодости? Без вопросов: послала бы подальше. Всерьез бы уж точно не приняла. Вот и сейчас так надо».

Она долго и старательно вправляла себе мозги, но обрывки гешефтовых глупостей заняли в голове столько места, что далеко не сразу меж ними прокралась мысль: «Если сбылось одно предсказание, значит, остальные тоже могут? Насчет Ивана?».

По спине липким ручейком побежал страх.

ЧАСТЬ 2

Глава 1

Трудно подсчитать, со сколькими людьми на Земле одновременно происходят одни и те же события. Сколько человек в одну и ту же секунду пьют чай c бубликами, радостно округляют глаза, обнаружив под веткой большой белый гриб, смеются над неприличным анекдотом? Сколько человек рождается, умирает? Впрочем, насчет рождения и смерти есть статистика. Но вот интересно, скольким женщинам в один день объявляют о том, что они беременны?

В пятницу, о которой идет речь, с учетом разницы часовых поясов — как минимум, двум. И реакция обеих на судьбоносное известие оказалась одинаково противоречивой: изумление, ступор, радость и гордость вопреки обстоятельствам, паника, страх: что теперь будет? Обе беременности были не запланированы, обе грозили изменить судьбу одного и того же мужчины.

Прятал ли Бог в бороде хитрую усмешку, глядя на будущих мам сверху, радовался ли своей сомнительной шутке, известно одному только Богу.

* * *