Твари в пути

— Этот Крысь… Он не выглядел тем, кто способен на подобное.

— Как вы думаете, зачем Крысь хотел пробудить усопших? — спросил Джеймс.

— Я не знаю, что они могли пообещать ему, но что бы это ни было — оно не стоит гибели мира. Теперь нам остается надеяться только на милость Смотрителя…

— Я полагаю, — начал сэр Норлингтон, — что мы являемся важной частью планов Крыся. Если бы мы смогли отсюда выбраться…

— Боюсь, без помощи Смотрителя мне не удастся вытащить вас отсюда. Я не могу открывать железные двери, а вы, как и прочие, не привыкли ходить сквозь стены. Моих сил не хватит, чтобы открыть для вас проход, и я не знаю, что должно произойти, чтобы хватило…

— Вы ведь не можете оставить все так, как есть, верно? — взмолился Джеймс. — Иначе маленький обманщик получит желаемое. Помогите нам — только так можно избежать катастрофы!

— Вы правы, — негромко проговорил Роффе. — Я не могу отправиться домой и забыть о том, что вы здесь. Ведь этот Крысь хитер — он найдет способ воплотить свой ужасный план!

— Вы поможете нам, почтенный Роффе? — спросил сэр Норлингтон.

— Не я. Смотритель. Я лишь возьмусь донести до него ваши слова. Ждите здесь.

Сказав это, трау закинул скрипку на ремне за спину и принялся пятиться, пока полностью не скрылся в стене, из которой незадолго до этого появился.

Джеймс и сэр Норлингтон переглянулись — теперь им предстояло ждать. Обоим хотелось верить, что недолго. Трау ушел, но тоскливое чувство обреченности не развеялось…

* * *

Спали, как и условились, — по очереди. Первым на стражу встал старозаветный паладин, и Джеймс сам не заметил, как провалиться в сон, который казался ему спасением от набирающего остроту чувства голода вкупе со злостью из-за вынужденного бездействия.

Но спасения не вышло. Мир грез обернулся для молодого рыцаря очередным кошмаром. Во сне он отчетливо видел свою Инельн, облаченную в платье-саван и лежащую без движения под серым могильным камнем, поросшим плющом и терном. Грудь девушки тяжело вздымалась, выцветшие волосы раскинулись вдоль плеч безжизненными нитями, а повернутое к нему лицо напоминало потекший воск. Сквозь ее тело проросли розы. Рядом с суженой Джеймса, в таких же могилах, лежали другие люди — знакомые ему люди! — их было много, намного больше, чем можно было представить, и каждый являлся обладателем своего надгробного камня. Зрелище это само по себе было настолько ужасным, что хотелось немедленно открыть глаза и проснуться, но хуже всего было четкое осознание того, что он видит перед собой вовсе не Терновые Холмы, а превращенные в безлюдные пустоши окрестности Гортена, вовсе не Чуждые Королевства, а родной и милый сердцу Ронстрад, в который неведомо как пришла Терновая Вечная Осень.

Джеймс очнулся в холодном поту, в полной уверенности, что сомкнул глаза всего на минуту.

— Уже выспались, мой друг? — с сомнением в голосе поинтересовался сэр Норлингтон.

Старозаветный паладин сидел, прислонившись спиной к хрустальной стенке собственного гроба. Он внимательно наблюдал за закрытыми дверьми, положив себе на колени фламберг. Вокруг рукояти меча и кисти сэра Норлингтона были обмотаны ленты — при этом Джеймс не узнавал многих узлов — и как это ему удалось справиться с непослушными полосками ткани?

Застонав, Джеймс поднял тяжелую, будто вымощенную изнутри камнем, голову с походного мешка, который сослужил ему в качестве подушки весьма плохую службу — ребра доспеха торчали и давили — все время, что он спал, они болезненно упирались ему в затылок:

— Отчего-то все сны, что снятся мне здесь, обращаются в кошмары. Должно быть, это от голода. Последний раз мне довелось поесть в лагере Красных Шапок, и, надо сказать, это была не лучшая из трапез.

— У меня и ее не было, — мрачно напомнил сэр Норлингтон, и Джеймс тут же устыдился своих слов, ведь его спутнику приходилось намного тяжелее, чем ему.

— Простите, сэр. Я не должен был. Это все стены и воздух — они давят, вгоняют в отчаяние.