"Твердь‟

Эта информация, быстро взбодрила Луця, и он заметно оживился, - взгляд ожил, и даже забылись тяжкие думы о вороватом пасторе - отодвинутые предвкушением предстоящего 'зрелища‟.

Возле пенобетонных блоков поста, (какой только идиот, придумал возводить из них эти легко пробиваемые укрытия) уже собрались все бойцы, включая свободную смену. Все молчали, нервно переминались с ноги на ногу, прислушивались. Но пока всё было тихо. Когда у некоторых гвардейцев, терпение готово было лопнуть, и они уже разочарованно развернулись, дабы уйти, в тылу послышалось тихое: 'Бу‟. Затем что-то прошелестело над головами. Все бойцы не сговариваясь, устремили взгляды на вражеское укрепление.

Напрасно Шкода, как и его товарищи, ждал огромного взрыва, который должен разметать вражескую баррикаду. Те, кого называли сепаратистами, привлечённые неожиданной активностью гвардейцев рассредоточились, и находились на своих оборудованных огневых точках в полной боевой готовности; и никакая сила не рвала, и не раскидывала их тела.

Снова послышалось далёкое: 'Бу‟. Вновь в небе прошуршал тяжёлый снаряд, и на этот раз, пост повстанцев остался целым и невредимым. Куда стреляла доблестная артиллерия, может быт так и осталось загадкой, однако, зоркий, глазастый Сенька разглядел след пока что неприметного дымного столба.

- Гляка, пацаны! - Радостно заорал он, от избытка чувств, дёргая стоявшего рядом с ним бойца за руку, и указывая на дым пальцем. - Се́паров мочат прямо в их домах!

Своим криком, вояка чуть не заглушил частые хлопки: - 'Бу, бу-бу-бу, бу‟... - Все поняли, что первые, одиночные выстрелы были пристрелочными. А когда некий корректировщик, доложил о попадании снаряда в заданный район, тогда и начался сам массированный артналёт! - У-у-ха-а!..., Йие-э!... Вау-у!... - Радостно подпрыгивая на месте и размахивая руками, заорали все гвардейцы на посту. Они уже чётко видели дымы разгорающихся пожаров, и не могли сдерживать свои эмоции. - Пацаны! К бою! Дадим и мы пробраться Ижманьским подстилкам!

Кто выкрикнул эту команду, было непонятно, но все добровольцы разбежались по заранее отрытым окопчикам и, продолжая неистово голосить, открыли неприцельный огонь из всего имеющегося у них оружия. Эти крики и стрельба, продолжались до тех пор, пока в ответ не стали прилетать неприятельские пули. Точнее пока в Сенькину каску не угадила одна из этих пуль, она звонко ударила по ней, сделав дырку. И вечно любивший 'почесать кулаки‟ боец, неуклюже дёрнувшись, упал на дно траншеи: смотря на небо, широко открытыми, но уже безжизненными глазами.

-А-а-а! Сеньку убили-и-и! А-а-а! - Надрывно заверещал, заметивший смерть своего друга Шкод́а, так, что его было хорошо слышно несмотря на какофонию перестрелки.

Кто-то среагировал почти мгновенно, кто-то с небольшим промедлением, но стрельбу прекратили все бойцы. Как-никак, но это был первый их погибший товарищ, и от этого в душе у многих похолодело - все трезво поняли, что следующими могут стать и они. Даже самые оголтелые стрелки, поочерёдно присели, и уже без былого энтузиазма стали озираться по сторонам. К слову, долго им сидеть не пришлось, ополченцы, недолго думая, также прекратили стрельбу. Так что, выждав ещё немного - для пущей надёжности, утратившие боевой задор стрелки, начали потихонечку, стараясь не высовываться из спасительной траншеи, перебираться в жилую землянку.

- Милочка, не убегай далеко от мамы! - Лариса выгуливала детей сидя на скамеечке в парке: дочка бегала со сверстниками по игровой площадке, а сын мирно спал на руках.

- Мамуличка, а я тут! Мы с Машей в черепашек играем. Я Эйприл... - Малышка, выпалила на одном дыхании и остановилась, ненадолго выпав с увлёкшей её игры.

- Иди сюда, моя Эйприл. Дай я тебе курточку поправлю. - Сдерживая улыбку, молодая женщина позвала своего ребёнка: перекладывая маленького сына так, чтоб освободить правую руку. - А то, она задралась на твоей поясничке...

Маленькая девочка, на удивление, сегодня не упрямилась, - Лариса ещё говорила, а дочь уже бежала к ней. Ребёнок спешил поскорее вернуться в игру.

Не было слышно не свиста, никаких других звуков предвещающих беду: только перед взором маленькой Милы, возник огромный огненно-земляной фонтан, ударила волна горячего, спирающего дыхание воздуха и, свет померк.

Долго ли длилось безмолвие, Милочка не знала, только первое чего она почувствовала, это то, что всё её тело болело, боль была невыносимой и ребёнок, пожелал вскочить, заплакать и, подбежав к маме, прижаться к ней ища в её объятьях утешение и облегчения своих невыносимых страданий. Но тельце не желало слушаться.

- Ай мамочка! Мне больно! Страшно! Ай-й-и! - Кричала девчушка: однако душераздирающий крик не желал срываться с её неестественно бледных губ. - Мама, спаси!!! Мне больно! Очень больно! Мама-ачка-а!...