"Твердь‟

'Насчёт моего мнения о супостатах, скажу прямо: революционных добровольцев призираю. Они лишь пьянствуют, мародёрничают да насильничают. А насчёт их боевых качеств? - Мужчина ненадолго задумался, затем сделал пару мелких глотков чая и продолжил. - Так они даже по нашим позициям попасть не могут. Уже какой день ведут усиленный миномётный обстрел: да всё в жилые дома попадают. Или такие 'снайперы‟, етит Мадрид, или эти мрази - военные преступники, расстреливающие мирное население. - Быков еле сдерживался чтоб снова не закричать и не перейти на мат. - Наши окопы выкопаны на большом отдалении от домов: по идее, если по нашим позициям стрелять, - даже косоглазому наводчику, то во дворы гражданских даже шальные снаряды не должны залетать. А тут, на тебе. Как говорится здрасти. Насчёт обыкновенных служивых: вот их на самом деле жалко. Они находятся здесь по приказу - люди подневольные. Да и как докладывает наша разведка, пока они не лютуют - не обижают местное население. Так что, советую им просто воткнуть штыки в землю и расходиться по домам. Это не их война....

Минька Кныш, сидя в окопе изнывал от духоты, но пойти в тень землянки не мог - не имел возможности: он выжидал появления какой либо цели. Ничего не поделаешь, приходилось время от времени, доказывать сотнику свою полезность - как снайпера. Он находился в приделах блокпоста, так как лезть на 'нейтралку‟ не хотелось: 'Зачем рисковать? - Думал он. - Не дай бог сепары засекут откуда я стреляю, будут бить по мне со всего что будет у них под рукой.... А так, - в случае чего, могу относительно безопасно уйти по ходам сообщения в ближайшее укрытие‟.

- Минь, привет. - За спиной снайпера прозвучал девичий голос, с сильно сквозившими в нём отзвуками вселенской скуки: парень даже вздрогнул от неожиданности - увлёкшись созерцанием вражеских позиций, он не уловил того что к нему кто-то подходит. - Что опять ждёшь своего шанса на выстрел? Не надоело?

Кныш узнал по голосу Янку - коротко стриженную сан инструкторшу - добровольца, и тяжело вздохнув, повернулся к ней лицом. Он не очень-то уважал эту беспардонную девицу, вечно сующую нос в чужие дела. По его искреннему убеждению, не женское это дело, курить, якшаться с мужчинами на равных и при первой же возможности брать в руки оружие и самое главное, заниматься допросом пленных: 'Какое она только от этого получает удовольствие? Непонятно‟.

Уроженец Зыхтычей - небольшого посёлка рядом с городком Оргобычи, еле сдерживая рвущееся наружу презрение к безбашенной девке, спросил:

- Чо те нужно, Янка? Чо отвлекаешь?

- Да так Минька, хочу стрельнуть? Уступи.

-Ты чо, сказилась? Моя винтовка не гранатомёт, с которого ты вчера по сепарским хатам стреляла. Это тонкий инструмент, его кому попало, давать нельзя.

То, что прозвучало в ответ, сильно покоробило слух парнишки - несмотря на то, что он, давно считал себя хладнокровным, закалённым в боях воином которого трудно чем-либо удивить:

- Минь, да ты рядом будешь, поможешь мне прицелиться. Жуть как хочется со снайперки шмальнуть, - хочу в прицеле увидеть, как пуля входит сепару в лоб.

Янка даже не замечала произошедших с нею после революции изменений - её глодала обида на мать: которая не желала разделять с дочерью её убеждений: - 'Ты доча, монстром становишся‟. - Только и сказала Серафима Андреевна, выслушав эмоциональный рассказ дочери об её похождениях на революционных полях сражений. Это 'предательство‟, обрубило ещё одну ниточку связывающую Яну с реальностью. Затем случилась встреча с сотником Гайем, её покорил его хищный взгляд, решимость, его нетерпимость к контре, и ... она как губка стала впитывать его ненависть к инакомыслию и ко всему, что несло хоть малое, отдалённое упоминание об Ижмани.

Снайпер еле сдерживался, ему так хотелось погнать это недоразумение рода человеческого пинками - дабы она больше не смела приближаться к нему с такими просьбами. Он бы так и поступил, если б Янка не 'снюхалась‟ с его сотником - как шептались многие, стала его подстилкой. А тут ещё, краем бокового зрения Минька заметил лёгкого на помине сотника. Тот остановился и привычно сунув руки в карманы своих камуфляжных брюк, стал наблюдать за происходящим. Поэтому у Кныша появилась надежда, что командир поможет ему избавиться от назойливого санинструктора.

- Господин сотник, - обратился снайпер к командиру, - объясните санинструктору, что моя винтовка инструмент очень тонкой настройки - а не дешёвая игрушка, и я не могу её никому давать. - Миня с надеждой смотрел на командира - ища в нём поддержку. - Хочет пострелять, пусть попросит автомат у простых стрелков. Они ей не откажут.

Однако надежда на поддержку не оправдалась, сотник смачно сплюнув, оскалился своим знаменитым, хищным оскалом и просипел простуженным голосом:

- Не боись боец. Нечего она с твоим винтарём не сделает. Дай ей пару раз пальнуть: пусть баба свою душеньку отведёт.