The New York Times 23 апреля 1919 года привела беседу своего корреспондента с Лениным. «Сейчас Лениным всецело владеет идея о ликвидации власти денег в мировом масштабе. Он обрисовал свои планы на этот счёт таким образом: «Наше казначейство ежедневно печатает сотни и тысячи рублёвых банкнот. Это делается не для того, чтобы наполнить государственную казну практически бесполезными бумажками, но с сознательным намерением уничтожить значимость денег как платёжного средства. В большевистском государстве, где за всё необходимое следует расплачиваться только трудом, существование денег не оправдано ничем. Опыт научил нас: язвы капитализма невозможно искоренить одной конфискацией и экспроприацией, ибо, с какой бы беспощадностью ни применялись эти меры, хитрые спекулянты и упрямые представители капиталистических классов, сумевшие уцелеть, всегда найдут способ их обойти, и по-прежнему разлагать общество. Самый простой способ истребить сам капиталистический дух, таким образом – это затопить страну бумажными деньгами с высокой номинальной стоимостью, не подкреплённой какими-либо финансовыми гарантиями. Даже сторублёвая ассигнация в России уже почти ничего не стоит. Скоро даже самый простодушный крестьянин осознает, что это лишь клочок бумаги, стоящий не больше, чем тряпьё, из которого он изготовлен. Люди перестанут жаждать денег и копить их, как только обнаружат, что на них ничего не купишь, и великая иллюзия о ценности и значении денег, на которой основывается капиталистический строй, будет полностью развеяна».
На самом деле, в результате такой ленинской финансовой политики «развеянной» оказалась сама российская экономика. Разгоняемая большевистским правительством гиперинфляция привела к разрыву всех рыночных связей в стране, краху хлебного рынка и полной остановке промышленности. За стремительно обесценивающиеся деньги ничего ни купить, ни продать было невозможно. Уничтожение многолетних накоплений у населения и паралич промышленности привели к разорению едва сложившегося к началу XX века слоя карельских предпринимателей и существенному ухудшению жизни подавляющего большинства карельских крестьян и рабочих. Предприятия Тверской Карелии останавливали свою работу, большевистскими «декретами» о «национализации» все прежние владельцы лишались своей собственности. Формально управление такими «национализированными» предприятиями передавалось «фабрично-заводским комитетам», в реальной жизни их рабочие разбегались кто куда, потому что деньги перестали что-либо стоить, и за полученную заработную плату ничего нельзя было купить. Всеми брошенные и простаивающие предприятия постепенно разграблялись, чему способствовало полное отсутствие у большевиков дееспособной правоохранительной системы и нежелание новых коммунистических властей защищать собственность вообще.
Гиперинфляция, крах хлебного рынка и паралич промышленности привели к разрыву всех рыночных связей и распаду существовавших до 1917 года локальных экономических сообществ. Это выразилось, в первую очередь, в резком снижении посевных площадей технических культур и зерна, прекращению регулярных ярмарок. Карельское крестьянство после 1917 года стремительно откатывалось по уровню своего хозяйственного развития к началу XVII века, к временам изначального освоения Бежецкого Верха.
Но беда не приходит одна. Сознательно разрушив финансовую систему и уничтожив возможности для нормального существования государства, большевистская власть на подконтрольных ей территориях приступила к прямому грабежу сельского населения, создавая для этих целей из наиболее преданных новой власти активистов «продовольственные отряды», а по сути, вооружённые банды, специализирующиеся на безвозмездном изъятии продовольствия и иных товаров у крестьян.
Для Ленина и большевиков сознательная гиперинфляция и обесценивание накоплений населения преследовали, помимо идеологического мотива «уничтожения жажды денег» и сугубо практическую цель: заставить служить своим интересам кадровых военных – военспецов и остатки городской интеллигенции, а также обеспечить беспрекословное подчинение городских рабочих. Обесценив денежные накопления данных социальных групп и уничтожив гиперинфляцией рыночные отношения, в том числе свободный рынок труда, большевики поставили эти группы населения в полную зависимость от собственного распределения продовольствия, добытого продотрядами в результате грабежа крестьян. Оставшимся в живых после «красного террора» горожанам не оставалось другого выбора, кроме как идти в услужение к большевистской власти за продуктовый паёк и работать за еду.
События 1917-1921 годов привели к страшному разорению Тверской Карелии и обнищанию подавляющего большинства карельского населения – крестьян и рабочих. Революция стала началом карельской катастрофы. Советская власть с первого дня своего появления вела себя по отношению к тверским карелам как оккупационная власть, готовая выжать из народа все его жизненные соки23.