Твое сердце будет разбито

— Это у них будут проблемы, если еще раз в меня чем-то кинут, — пообещал друг Барсова. Больше в меня никто шариками не пулялся. Видимо, испугались, что снова попадут в Кострова.

В конце урока мне пришла записка.

«Ты от нас не убежишь», — было написано в ней.

Я оглянулась и увидела, как подружки Малиновский нагло ухмыляются, и демонстративно разорвала бумажку на части. Их улыбочки померкли.

Бойкот продолжался весь учебный день. Меня продолжали не замечать, при этом шепотом обсуждая. Подружки Малиновской больше не искали меня — Дилара была права. Они боялись открывать боевые действия там, где были камеры и свидетели. Такие трусливые мрази, как они, привыкли нападать, оставаясь с жертвой наедине.

Последним уроком было обществознание. Весь класс стоял под дверью кабинета, но после звонка учитель так и не появился.

— Давайте свалим? — предложила Малиновская скучающим тоном. — Все равно скукота.

— Кому это общество тупое нужно? — подхватила ее подружка подхалимским тоном. Я хотела сказать, что мне — я сдаю экзамен по обществознанию. Да, думаю, не только я одна. Но народ промолчал.

— Так, уходим! — заявила Малиновская. — Какого фига мы этого старого чмошника ждать должны?

Ее поддержали подружки и несколько пацанов — из тех, кому не нравилось учиться.

— Нас накажут, если уйдем, — нахмурилась староста. — Помните, как в прошлом году было?

— Камон, вам это надо? Ну сидите, если хотите, — пожала плечами Лика. — А мы пойдем на крышу тусоваться. Если чмошник придет — напишете, ясно? Народ, кто с нами?

Закинув на плечо сумку, Малиновская с видом королевы первой направилась в сторону лестницы. За ней потянулось большая часть класса. На крышу подниматься не разрешалось, но у Малиновской откуда-то были дубликаты ключей, поэтому она время от времени тайно туда проникала.

Человек десять осталось стоять у кабинета — в том числе староста и девчонки, с которыми раньше я хорошо общалась. Странно это слово — раньше. Еще вчера мы весело болтали и переписывались, а сегодня они меня сторонились, как прокаженную. Только Дилара время от времени испуганно на меня смотрела. Ей было стыдно и страшно одновременно.

Историк, который вел общество, так и не пришел. Наташа ходила в учительскую, и там завуч смогла дозвониться до него — оказывается, историк попал в аварию по дороге в школу. Слава богу, с ним все было хорошо, но у него не сразу получилось связаться с руководством.

Мы отправились по домам. А завуч даже не заподозрила, что большая половина класса ушла на крышу.

Забрав из шкафчика одежду, я вышла на улицу. Внутри было пусто — то, чего я больше всего боялась, случилось. Я стала изгоем.

Мне казалось, что Малиновская и ее свора догонит меня на улице, и то и дело оглядывалась, однако ничего плохого не произошло. Они не пошли следом за мной — просто стояли рядом со школой и весело кричали:

— Крыса! Крыса! Мы тебя поймаем, крыса!

Чтобы не слышать этого, я показала им средний палец, торопливо сунула в уши наушники и ускорила шаг. Домой я добралась без приключений, разогрела обед, поела, не чувствуя вкуса. Мамы не было, и я включила музыку, пытаясь отвлечься от плохих мыслей. K-pop играл на всю квартиру, и я даже пыталась потанцевать, но ничего не получалось. Страх и ярость съедали меня изнутри, драли сердце острыми когтями, разрывали душу на части. В голове крутился вопрос — за что? Почему именно я? Что я такого сделала? И кем они себя возомнили?

В соцсети мне пришло несколько сообщений от чьих-то фейков. «Крысы должны получать свое», — было написано в одном. «Только крысы могут уводить чужих парней», — гласило второе. Отвечать я не стала — удалила. Пошли к черту, до их уровня опускаться не буду!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Забыв о том, что напротив живет Барсов, я забралась на широкий подоконник, как любила делать это дома, откинулась спиной на стену и согнула ноги в коленях. Мыслей не было — я просто бездумно слушала музыку. Так продолжалось час или два — не знаю. Небо рассекали самолеты, и я провожала их глазами, мечтая оказаться на борту одного из них.

Вспомнился папа. В какой-то момент мне захотелось заплакать, и я закрыла лицо, дав волю слезам, но быстро взяла себя в руки. Я не должна расклеиваться из-за каких-то придурков. Они меня не сломают.

Я выключила музыку и привела себя в порядок. Хотя мама, которая приехала из торгового центра, сразу заметила, что я плакала.

— Что случилось, Полинкин? — грустно спросила она. — С мальчиком поссорилась?

— Да с каким мальчиком, мам? — вырвалось у меня. — Причем тут вообще мальчики?

Как будто у одиннадцатиклассницы проблем других быть не может.

— Что с тобой? — нахмурилась она. — Почему плакала? Что произошло? Тебя кто-то обидел?

— Просто… Скучаю, — соврала я. Мама не должна знать о моих неприятностях в школе. — По дому, по бабушке, по коту. По девчонкам своим!

— Ох, малышка. — Мама вздохнула и обняла меня. — Понимаю, тебе трудно, но так получилось. А все, что ни делается, к лучшему.