Твое сердце будет разбито

— Крепко будешь сжимать меня коленями. И обхватишь за пояс. Будешь моим рюкзачком. Не отпускай. Куда я — туда и ты, поняла?

— Поняла, — судорожно вздохнула девушка. — Но обещай, что гнать не будешь, ладно?

— Обещаю, — ответил Барс и спохватился. Это она должна делать все, что он скажет. А получается наоборот. Как так-то?

Он оседлал своего железного коня, поставил ноги на асфальт и положил руки на руль. Полина, держась за его плечо, с трудом, но залезла на заднее сидение. Оперлась о подножки, крепко сжала его коленями и обхватила за пояс. Даже сквозь одежду он чувствовала, какое горячее у нее тело.

— Я покачу медленно. Если будет страшно, просто скажи, поняла? — глухо сказал он, понимая, что больше всего на свете хочет сейчас не драйва и скорости, а ее губы.

Просто. Поцеловать.

— Поняла, — отозвалась Полина.

— Все повторяй за мной. Я наклонюсь — и ты тоже. Я пригнусь — и ты тоже. Ясно?

— Ясно.

С этими словами Барс завел мотоцикл.

Глава 32. Поездка на байке

Впервые в жизни я сидела на мотоцикле. Обхватила Барса коленями и обняла его за пояс, сцепив руки в замок. Страшно не было — наверное, из-за того, что рядом находился он. Большой и сильный. Ну и наглый, конечно. Только почему-то сейчас мне не хочется на него сердиться. Мне нравится обнимать его. И откуда-то в голове появляются мысли «он — мой».

Барс повернул ключ, выжал сцепление, дал двигателю прогреться, убрал подножку, и мы плавно тронулись вперед под рев двигателя. Я вцепилась в Барса так, словно мы уже гнали со скоростью сто пятьдесят километров в час.

— Полегче, синеглазая! — весело прокричал он, и я ослабила хватку.

Он ехал медленно — как и обещал, давая мне возможность привыкнуть к мотоциклу. Вел очень уверенно, будто чувствовал мотоцикл всем телом. И у меня появилось ощущение, будто Барс — совсем уже взрослый и умеет водить много лет.

Страшно не было. Мы неспешно двигались по неширокой полупустой дороге, и я замечала, как люди обращают на нас внимание. Наверное, они видели в нас парочку, а я, думая об этом, лишь улыбалась, зная, что Барс не увидит эту улыбку.

Если сначала я не горела желанием садиться на мотоцикл, то потом не только привыкла, но и захотела большего. В груди появилось необъяснимое, но стойкое желание по-настоящему ощутить скорость. Узнать, каково это — мчаться навстречу ветру?

Я прокричала Барсу, что хочу ехать быстрее, и он, услышав меня, увеличил скорость. Барс делал это постепенно — не стал разгоняться сразу. И я была благодарна ему за это. Он давал мне возможность привыкнуть, и это бережное отношение стало тем, что покорило меня в этой поездке. Моей первой поездке на мотоцикле.

Я не знала, куда мы едем — город по-прежнему был для меня незнакомым. И не знала, что нравится больше: ощущение скорости и обострение всех чувств или возможность обнимать Барса? Странно, но пока мои руки обхватывали его за пояс, а грудь прижималась к его спине, меня не покидало ощущение безопасности. А еще — свободы легкое, как перо, невесомое, как ветер, и прекрасное, как закат.

Наша поездка продолжалась минут двадцать или больше, и в конце Барс завернул с проспекта, по которому мы гнали, на какие-то улочки, прилегающие к набережной. Только эта набережная не была благоустроенной, какой я ее видела, гуляя с девчонками. Здесь не было ограждений, мощенной дорожки, скамеек и нарядных клумб. Не было магазинчиков, мобильных кофеен и лотков с мороженным. Да и людей почти не было. Зато был высокий обрывистый берег, откуда открывался какой-то совершенно невероятный вид на реку и город.

Барс припарковался, и я аккуратно слезла с мотоцикла. Голова слабо кружилась от поездки, зато в груди было тепло и радостно, несмотря на то, что произошло сегодня. Пойти в кабинет директора и рассказать правду о Есине для меня было нелегким решением. Однако я понимала — если я не сделаю этого, Барса могут выгнать из школы.

Себе я говорила — я делаю это только потому, что не хочу остаться без его защиты и снова стать изгоем. Но было ли это так на самом деле? Может быть, я просто не хотела, чтобы Барс уходил?

Плохо помню, как я решилась на это. Как шла по коридору, сбежав с урока, как стояла перед дверью, собираясь с мыслями. Как ворвалась в приемную, как секретарша пыталась выгнать меня, а я все равно подбежала к двери и распахнула ее в тот момент, когда мать Есина рассказывала всем, какой у нее замечательный сын.

Было сложно говорить о том, что Есин издевался надо мной. Честно говоря, еще утром я не думала, что смогу рассказать о буллинге в школе взрослым или посторонним людям. Потому что это безумно стыдно — настолько, что начинаешь винить не тех, кто травил, а самого себя.