Твое сердце будет разбито

— Думаешь, ты один кого-то терял?

— К чему вопрос?

— Не будь эгоистом. Не считай себя особенным в своем горе, Дима.

Я встала из-за стола, налила себе воду в полупустую кружку с пакетиком чая и сказала то, чего говорить не хотела:

— Мой папа умер, когда мне было двенадцать. Я раскрашивала Диснеевских принцесс и услышала, как звонит мамин телефон. У меня не было никаких предчувствий, как это часто показывают в кино. Я не думала о плохом. Я просто раскрашивала принцесс. И увидела, как мама отвечает на звонок и падает на пол. Он был вторым пилотом в самолете. Гражданская авиация. Говорят, во всем была виновата техническая неисправность, что-то с двигателями. Никто не выжил. И мой папа… тоже.

Мой голос был чужим, и я слышала себя словно со стороны. Не знаю, зачем я рассказывала Барсу о том, о чем не говорила даже хорошим друзьям.

Эта тема всегда была для меня запретной.

— Когда мама потеряла сознание и упала, я думала, с ней что-то произошло. Стала кричать и пытаться позвонить в скорую. Но она пришла в себя, схватила меня за руку и сказала: «Папы больше нет». Я помню все, что было до того, как она сказала это. Какие принцесс раскрашивала, какой мультик шел в это время по телевизору, и какие конфеты лежали на столе. А потом провал в памяти. Ничего не помню. Ни похорон, ни поминок. Как будто из памяти кусок жизни вырвали.

Я замолчала на мгновение и облизнула пересохшие губы. Барс внимательно на меня смотрел.

— Я очнулась, когда за окном пошел первый снег. Он красиво ложился на траву и листья, и я позвала папу, чтобы он посмотрел на него. Совсем забыла, что его больше нет. И знаешь, забываю до сих пор. Не могу свыкнуться, хотя уже пять лет прошло. Поэтому не говори, что я не знаю, каково это — терять кого-то. Говори все, что хочешь, кроме этого. Потому что это меня оскорбляет. Обесценивает мою боль — будто бы ее не было. Мне было так же больно, как и тебе. Я до сих пор… До сих пор скучаю по нему…

В моем голосе вдруг зазвенели непрошенные слезы, но я не хотела показывать их. Барс решит, что глупая плакса. Поэтому я просто распахнула балконную дверь и вышла на свежий воздух. Глубоко вдыхала его и смотрела на окна своей квартиры. Сегодня отчим снова пришел раньше — я увидела его и маму в окне их спальни. Он обнимал ее, прижимая спиной к своей груди. И, наверное, она улыбалась.

Была ли она счастлива с Андреем так, как была счастлива с папой? Я не знала. Но в который раз ощутила себя лишней. Зачем я им? Только мешаю. Маме нужно просто признаться в этом самой себе.

Они отошли от окна, и штора закрылась, а моего плеча вдруг коснулись жесткие пальцы Барса. Я вздрогнула от неожиданности.

— Что? — одними губами спросила я.

— Не стой здесь босиком, замерзнешь и заболеешь, — сказал он и протянул мне руку. — Заходи в квартиру.

Я проигнорировала его ладонь, но зашла обратно — на улице действительно было прохладно.

— Не злись на меня, — сказал Барс. — Я не хотел обидеть тебя. Ненавижу это слово, но… Прости.

Я непонимающе взглянула на него.

— Прости, я не хотел задеть тебя и память твоего отца. Признаю, что был неправ. Погорячился.

Барс отвел глаза в сторону.

— Хорошо, — кивнула я. — Ты ведь не знал.

— Иди домой, — вдруг решил он.

— Что? — удивилась я.

— Иди домой, отдохни. Знаю, ты устала.

Слыша это, я растерялась.

— Но я же не все сделала.

— Плевать, — отмахнулся Барс. — Просто иди домой,

— Выгоняешь? — сощурилась я. — Знаешь, Барсиков, я не уйду, пока не сделаю все, что хотела. Из принципа.

Я вернулась в комнату, села за стол и принялась за домашку — выполняла ее, как робот, просто чтобы занять мысли и не думать о папе. Я ведь знала, что легко могу расклеиться.

Барс пришел следом вместе с котенком и Лордом — в квартире они сопровождали его, как свита. Он был их мамочкой и папочкой в одном лице. Пока я занималась домашкой, он снова сидел рядом и смотрел на меня. А потом и вовсе заснул, лежа на диване и закинув одну руку под голову.

На улице стремительно темнело, а я включила настольную лампу и делала реферат. В комнате стояла уютная тишина — слышно было дыхание Димы да щелканье клавиш клавиатуры. Пару раз я слышала двигатели самолетов, которые пролетали над домом.

Но в какой-то момент все изменилось. Раздался приглушенный стон. Я резко повернулась к Барсу — он все так же стал, но уже без прежнего умиротворения. Одной рукой он вцепился в диванную подушку, а на его висках блестел пот. Кажется, Барсову снилось что-то плохое, потому что он снова тихо простонал сквозь стиснутые зубы.

— Нет, — прошептал он неразборчиво. — Нет, не надо, не надо…

Я никогда не видела, чтобы человеку снились такие кошмары, и на мгновение мне стало страшно. Однако я взяла себя в руки, подошла к кровати, опустилась на корточки и осторожно потрогала Барса за плечо.

— Дим, — тихо сказала я. — Дим, проснись… Дима!

Он резко распахнул глаза, и я вздрогнула, увидев в них слезы. Блестящие, словно стекло.

Слезы. Плохой мальчик плакал во сне.

Что же ему должно было присниться? Почему он заплакал, когда спал?