Твой дядя Миша

Агафонов. Так вот: Сергей Рябинин остается работать у нас в колхозе.

Зоя. Агрономом?

Агафонов. Нет, подымай выше. Председателем.

Зоя(удивленно). Как?

Агафонов. Да так, председателем колхоза… вместо Василия Агафонова. Что? Не рада?

Зоя. Что вы, Василий Степанович? Шутите?

Агафонов. Это дело не шуточное. Я с тобой серьезно говорю.

Зоя(категорически). Нет, не может этого быть!

Агафонов. Только, Зоя, пока никому ни-ни… Ну, кроме своих, конечно… (Многозначительно.) Редколлегии… можешь сказать об этом, кое-кому из актива. Только чтобы они до поры до времени держали язык за зубами. Понятно? (Подписывает бумагу и передает ее Зое.)

Зоя, взяв бумагу, ошеломленная, выбегает из комнаты.

(Провожает ее глазами и неожиданно откровенно, весело смеется.) Этот важный секрет уже сегодня вечером будет знать весь колхоз… Слухи ветром гонит… И это очень хорошо, Василий Агафонов, бывший председатель колхоза «Светлый путь».

3анавес

Последннй миллионер

Комедия в трех действиях. Семи картинах

Действующие лица

Медея — 18 лет.

Кик — переводчик.

Гуга, Гиго — бродяги

Бин Джераль — иностранный офицер.

Джо — его брат, офицер.

Гледис — его жена.

Бондо — грузчик, 20 лет.

Мариам — мать Медеи.

Попандопуло — миллионер.

Амвросий — его секретарь.

Поликарп — министр меньшевистского правительства.

Доктор.

Нотариус.

Человек с маузером.

Рабочие, красноармейцы, агенты разведки, иностранные солдаты, купцы, промышленник и, генерал, женщины.

Действие первое

Картина первая

Пустынный берег моря. Вдали виднеются похожие на пирамиды горы марганцевой руды. У самого берега сидят два босяка — Гуга и Гиго.

Гуга(мечтательно). Ах, если бы эти горы были не из марганца, а из свежевыпеченного хлеба!

Гиго. Что бы ты тогда сделал?

Гуга(проглотив слюну). Я? Я проделал бы в хлебе дырку, влез внутрь, наелся и заснул бы там. Как сладко спать в свежем, теплом хлебе…

Гиго(перебивая его). И во сне грызть хрустящую, поджаристую корку.

Гуга(продолжает). А потом я бы проснулся, поел и опять заснул. Так я бы и жил до самой смерти. И умер бы толстым и счастливым. (Пауза.) А что бы ты сделал, Гиго?

Гиго(проглотив слюну). Я? Я проделал бы в хлебе дырку, влез внутрь, наелся и заснул бы там. Потом я бы проснулся, поел и опять заснул. Так я бы и жил до самой смерти. Мне тоже хочется умереть толстым и счастливым. (Задумался и вздохнул.)

Гуга. Ты помнишь, Гиго, когда ты был сытым?

Гиго. Нет, Гуга, голодный не может помнить, был ли он когда-нибудь сытым.

Гуга. А я помню. Ох и нажрался я тогда как следует!

Гиго. Когда это было?

Гуга. В тысяча девятьсот тринадцатом году, когда я работал матросом у Аристида Попандопуло. На пароходе вспыхнула эпидемия холеры. Все боялись есть, а я… ничего… Я ел… И сожрал паек всей команды.

Гиго. А большая была команда?

Гуга. Нет, тридцать человек.

Гиго. Долго ел?

Гуга. Нет. С утра до вечера. Тогда у меня зубы были крепкие.

Гиго. Должно быть, долго спал потом?

Гуга. Нет, через семь дней очнулся в холерном бараке.

Гиго(мечтательно улыбаясь). Паек тридцати человек… и ты один всё съел… (Задумался.) А разве Попандопуло и раньше был таким богатым?

Гуга. Попандопуло всегда был богатым. Видишь эти горы марганца? Они заросли травой… А до войны здесь их и не было; пароходы Попандопуло развозили марганец по всему свету. А теперь — вот уже шесть лет, как и пароходы в Поти стоят и рудники в Чиатурах заброшены.

Гиго. Говорят, что теперь и рудники заработают и пароходы пойдут… Раз к нам пришли иностранные войска, и работа появится… и все будет, как раньше…

Гуга(передразнивает его). «Говорят»… А ты, дурак, веришь всему, что говорят. Мало ли что говорят… Говорят, что меньшевики…

Гиго(перебивает его). Ага! Ты тоже говоришь, что «говорят»…

Гуга(рассердившись). Твое «говорят» — это одно, а мое «говорят» — это другое. (Серьезно.) Говорят, что наше правительство пригласило иностранные войска потому, что оно боится большевистского восстания.

Гиго(протяжно). А-а-а! Вот, оказывается, в чем дело.

Гуга. Понял, дурья башка?

Гиго. Понял.

Гуга. Эх, Гиго, какие дни наступят, какая катавасия поднимется, если бы ты знал!

Гиго(вздохнул). А нам-то что? Наше дело сторона.