Твой дом

– Агриппина Федоровна! Милая! – не доходя до нее, взволнованно заговорил приехавший. – Я услышал, что ты едешь в родные края и не удержался, решил сам встретить. Целых восемь лет не виделись, а?

Он на ходу снял фуражку, подошел к Фадеевой и обеими руками пожал ее протянутую руку, потом быстрым взглядом окинул подростков, с любопытством смотрящих на него во все глаза, и, не надевая фуражки, с улыбкой отрекомендовался:

– Григорий Максимович Цветаев, агроном и парторг колхоза «Искра». – И, снова поворачиваясь к Агриппине Федоровне и рассматривая ее, заговорил: – Не изменилась, ничуточки не изменилась, разве только постарше стала.

– Постарела! – засмеялась Агриппина Федоровна.

– Именно постарше! И так же все в цветнике! – Он показал рукой на мальчиков и девочек. – А у нас все по-новому, не узнаешь. Школа там же, только на вид совсем другая стала. Ну, да посмотришь сама. Поехали? – перебил он сам себя.

– Поехали! – ответила Фадеева и направилась к вещам.

Ребята с оживленными возгласами, толкая друг друга, кинулись за своими пожитками.

– Все в сборе? – поднимая с земли пальто, спросила Агриппина Федоровна.

– Все! – ответил Чернилин.

Стася беспокойно оглянулась и нерешительно сказала:

– Сафронова нет.

– Сафронова нет! – подхватил Новиков.

– Ну, покричите его. Одну минутку подожди, – обратилась она к Григорию Максимовичу.

– Сафронов! – крикнула Вера во весь голос.

– Геннадий Петрович! – протяжно закричал, точно заплакал, Чернилин.

И все засмеялись.

– Ген-ка-а! – повторил он, направляясь в гору.

– Вы с ним вместе ходили. Может быть, он заблудился? – спросила Стася Новикова.

Тот внимательно посмотрел на нее и, заметив ее беспокойство, сказал:

– Не волнуйся, Стася, в этом лесу дурак не заблудится. – Затем, повернувшись к Агриппине Федоровне, добавил насмешливо: – Генка сказал мне, что его посетила крылатая муза и он отправился писать стихи.

– Безобразие! – возмутилась Вера. – Мы же договорились никуда не уходить.

– Это похоже на Сафронова, – спокойно отозвалась Агриппина Федоровна. – Покричите, покричите его.

Видно было, что сейчас ее больше всего интересовал разговор с Григорием Максимовичем.

Они разговаривали с увлечением, смеялись, что-то вспоминая.

– Должно быть, Агриппина Федоровна жила раньше в «Искре», – сказала Елена на ухо Вере.

– Да, да, – качнула головой Вера, – и потому, наверное, она и выбрала для нашей поездки это место.

Все, кроме Григория Максимовича и Агриппины Федоровны, разбрелись по лесу в поисках Сафронова. Вскоре все собрались снова у потухшего уже костра, рассерженные и немного встревоженные. Одни высказывали предположение, что Сафронов заблудился, другие считали, что он отправился писать стихи, ушел слишком далеко и не слышит их голосов.

Время близилось к десяти. Смеркалось. Григорий Максимович предложил ехать. Агриппина Федоровна в недоумении развела руками:

– Нет у нас одного, не знаю, что и делать?

Цветаев взглянул на ручные часы:

– Как же быть? Мне нужно к одиннадцати в райком партии… ждать не могу. А завтра машина целый день занята.

– Ничего, – ответила Агриппина Федоровна, – мы пешком придем. – Она вышла на дорогу проводить Цветаева. – Ты прости, что так вышло нехорошо, – с досадой в голосе сказала она.

Григорий Максимович вгляделся в ее расстроенное лицо, тревожно приподнятые брови и сказал, посмеиваясь:

– Не волнуйся, придет ваш парень.

– Я знаю, что придет, – в раздумье ответила Фадеева. – Но меня тревожит этот поступок его… Знаешь что, Гриша, – вдруг оживилась она, – а ведь для нашего Сафронова это будет хороший урок.

– Урок неплохой, но все же мне неприятно, что мы так негостеприимно встретили вас… Тридцать километров пешком!

– Мы сами виноваты, – твердо ответила Фадеева.

Цветаев сел в кабину, кивнул головой опечаленным подросткам, стоявшим около машины, и, с улыбкой взглянув на Фадееву, сказал:

– Если на рассвете машины не будет, идите пешком. Во всяком случае, завтра мы обязательно увидимся.

Машина загудела и тронулась. Последние слова Цветаева донеслись уже издали. И не успел грузовик скрыться за горой, как в кустах послышался глухой, громкий голос Сафронова:

– Иду, иду, не волнуйтесь!

Он приблизился к костру, который вновь разводил Чернилин. Его встретили молча.

– Где вы были, Гена? – спросила Агриппина Федоровна.

– Я писал стихи.

– Вы ушли далеко и не слышали, как вас звали? – продолжала спрашивать Агриппина Федоровна.

– Я писал вот здесь, на омуте. Я слышал, но не мог оторваться…

– Слышали и не оторвались? – с возмущением переспросила Фадеева. – А вы забыли про наш уговор, уговор всего коллектива – никуда не уходить и явиться сюда по первому зову?

– Помню, но вы сами знаете, Агриппина Федоровна, что значит оторваться и потерять нить.

– Я очень хорошо это знаю, Сафронов, – с прежним возмущением сказала Агриппина Федоровна. – Вы не знали, что пришла за нами машина?

– Нет, слышал.

– И мы не уехали из-за вас, отпустили машину, которую в такую горячую пору прислал за нами колхоз. Вы это понимаете, Сафронов?

– Но я привык считать, – не сдавался Сафронов, – что творческая работа – святыня…