По лесу за Стасей по следам ходил Чернилин. Со Стасей он всегда был непривычно молчалив. Она обращалась с ним, как с младшим, ласково и снисходительно. Чернилину это было обидно, но он терпел и молчал.
– Анастасия Павловна, – почтительно говорил он, добавляя в ее букет желтые лилии, – видела ли ты когда-нибудь, как цветет папоротник?
– Не ври, Непроливашка, папоротник не цветет, – наклоняясь и срывая ягоду, равнодушно отозвалась Стася, взглядом все время следя за идущими впереди Федей и Сафроновым.
Чернилин не спорил и грустно смотрел на Стасю. Он видел, что ей нисколько не интересно быть с ним и думает она все время о чем-то своем.
С запада из-за горизонта поднялись темные тучи. Они закрыли солнце, и сразу же в лесу стало мрачно, а с реки потянуло холодом. Вечер еще не наступил, и до условленного часа сбора на Курме оставалось много времени, но все стали собираться вокруг Агриппины Федоровны.
Первой пришла Елена с венком на голове. Она принесла небольшой букет болотных лилий.
– Вот какой ценой! – смеялась она, показывая до пояса мокрое серенькое платье и отяжелевшие от влаги сандалии.
Следом за ней явился Новиков. Он был в смешных клетчатых, явно больших ему брюках, в синей майке. Кожа на его лице покраснела, от укуса овода нос вспух, плечи были обожжены солнцем. Он совсем не походил на себя.
Елена увидела его, всплеснула руками и залилась веселым смехом. Из леса выскочил Чернилин в венке из ромашек, сплетенном Стасей. Он посмотрел на Федю и заявил, что это укус пчелы и опухоль будет распространяться.
– Да это овод, а не пчела, – отмахнулся от него Новиков.
Но Чернилин обрадовался случаю и начал с азартом спорить.
«И надо же было именно тут укусить! – думал Федя, прикладывая к носу мокрый платок и посматривая на гору, туда, где в зелени мелькал красный сарафан Стаси. – Хоть бы она задержалась!»
– Больно? – осведомилась Елена.
– Конечно! А ты смеешься…
Федя залюбовался Стреловой.
– Русалка, – сказал он не без зависти.
Он изучил перед зеркалом свое лицо и считал себя много хуже, чем был на самом деле. Он не учитывал одного: природа не наградила его красотой, но зато щедро отпустила такие качества, как ум и способности к наукам. И это чувствовалось по его живым, проницательным глазам, по крутому умному лбу, по его манере говорить, по всему его облику.
Точно назло Феде, вскоре явилась Стася, шумная и веселая.
– А! Федя! – насмешливо сказала она. – Как же ты похорошел!
– Тебе явно на пользу деревенский воздух! – со смехом поддержала ее Вера. Она тоже украсила свою голову венком из белых ромашек и в руках держала букет.
Чернилин разостлал большой брезентовый плащ, и все уселись на него. Вскоре солнце прорвалось сквозь тучу и повисло на пылающем небе мохнатым шаром, касаясь горизонта.
– День будет ясным, но ветреным, – предсказал Федя.
– Почему, Федор Ильич? – настороженно, с явным желанием поспорить, спросил Чернилин.
– Потому что небо на западе чистое и красное, – ответил Федя.
– Это не признак, – с азартом возразил Чернилин.
Федя улегся прямо на траву, на спину, закинул за голову руки и примиряющим тоном сказал:
– Конечно, это не признак.
Чернилину пришлось замолчать. Он вздохнул с сожалением и улегся на траву рядом с Новиковым. Через минуту он уже вскочил и уселся на разостланный плащ около Веры.
– Анастасия Павловна, садись, – обратился он к Стасе, уступая ей край плаща.
Стася молча села, оглядываясь по сторонам. Одна она заметила отсутствие Сафронова.
Солнце опускалось ниже и ниже, и вскоре видно было только небольшой край его.
– Вечереет, – сказала Агриппина Федоровна и обратилась к Чернилину: – Боря, разведите костер.
Чернилин с готовностью вскочил и, довольный тем, что окончилось невыносимое для него безделье, энергично принялся хлопотать вокруг костра.
– Что-то машина задерживается, – продолжала Агриппина Федоровна, – может, и ночевать здесь придется.
– Ночевать! – радостно вскричала Елена. – Очень хорошо! Я буду спать вот на этом дереве, как первобытный человек! – И она поспешно подбежала к столетней развесистой сосне и, раскинув руки, обняла ее могучий ствол.
На крепких ветвях сосны действительно можно было удобно устроиться на ночь.
– Я у костра!
– Я тоже на дереве!
– Я на берегу! – зашумели ребята.
Всем очень понравилась мысль Агриппины Федоровны о ночевке в лесу.
Но только лишь успел Чернилин разжечь костер и проворные язычки пламени заплясали в трескучей сухой хвое, как послышался гул машины и из-за горы, в облаках пыли, весело вылетел новенький грузовичок.
Увидев костер, шофер затормозил, и машина остановилась. Из кабины выскочил высокий человек в брезентовом плаще, в коричневых сапогах и направился к костру.
Ребята, только что радовавшиеся возможности ночевать в лесу, теперь так же бурно обрадовались появлению машины и высокого человека, идущего прямо к ним. Все повскакали с мест и внимательно смотрели то на незнакомца, то на Агриппину Федоровну, которая быстро встала и с улыбкой на раскрасневшемся лице, заранее протягивая руку, шла навстречу незнакомцу.