И вот теперь, когда прошло семь долгих лет и рана от тяжелой утраты зажила, ее потянуло в родную «Искру». Захотелось взглянуть на те места, где пролетело детство, прошла юность…
Ее взволновала нежданная встреча с Григорием Максимовичем Цветаевым. Она помнила его еще отчаянным босоногим мальчишкой с выгоревшими от солнца волосами. Затем юношей, молчаливым и расстроенным в те дни, когда она вышла замуж за его товарища Евгения Фадеева… Этого Агриппина Федоровна не рассказала своим молодым спутникам.
– Ну вот, собиралась рассказать вам какой-нибудь случай, а рассказала всю биографию, – грустно усмехаясь, говорит Агриппина Федоровна и замолкает.
И никто не решается нарушить молчание.
Тем временем наступает ночь. Она стелется по бескрайним просторам полей, и к тихой поступи ее в дремоте прислушиваются зреющие поля. Она обнимает леса, и беспокойным сном засыпают на ветвях птицы, дремлют и ловят каждый звук прикорнувшие в чаще звери…
Глава пятнадцатая
Чернилин проснулся первым от ощущения сырости и холода. Он открыл глаза и сразу же закрыл их снова, решив, что ему все еще что-то снится. Он полежал немного и поднял голову. Густая белая пелена тумана окутала горы, лес, реку, закрыла подымающееся солнце.
– Елена Ефимовна! Анастасия Павловна! – позвал Чернилин девочек.
С дерева на его голову посыпалась сухая хвоя, кусочки коры и упал Стасин белый шарфик.
– Непроливашка, почему так холодно? – спросила Стася.
– Тебе дать пальто? – с готовностью предложил Чернилин.
Он поднял отсыревшее пальто, встряхнул его. Стася спрыгнула с дерева, ежась и зевая, закуталась в пальто Чернилина.
– Всю ночь не спала, – пожаловалась она. – Только первобытные люди могли терпеть такое неудобство.
– Агриппиночка, по-видимому, спит еще, нужно разбудить, – сказал Боря и пошел к кустам. – Ну, чертов туман! – ругался он, шагая наугад. – Агриппина Федоровна, утро!
– Слышу, слышу, Боря, проспали! Туман подвел! – отозвалась Фадеева. – Вера, вставай! Ребята! – позвала она.
Медленно и молча вокруг Агриппины Федоровны стали собираться полусонные, заспанные девочки и мальчики.
– Еще бы чуточку поспать, – просящим голосом сказал Федя.
– Поспать! А потом в самый зной тащиться? Небо-то какое ясное! – накинулся на Федю Чернилин.
– Где оно, ясное-то? – недоуменно пожал плечами Федя. – Стою как в дыму, ничего не вижу.
– Это скоро пройдет, – успокаивающе сказала Фадеева.
И действительно, ближние предметы стали проступать все яснее и яснее. А когда все умылись и возвратились с речки, вдали на молочном фоне неба показались темные силуэты гор. Туман полз, как живой, медленно оседая вниз. Небо и в самом деле оказалось ясным. Пока собирались в поход, из-за горы выплыло солнце, позолотило горы, лес, засияли умытые туманом листья, заблестели капельки росы в траве.
– Вот какую власть имеет солнце! – засмеялась Агриппина Федоровна. – Ну, пошли!
Пока выходили из кустов на дорогу, все промочили ноги, но это не испортило хорошего настроения даже у Стаси.
Сафронов шел позади, молчаливый, неумытый, взлохмаченный. Километров пять шли легко, оживленно переговариваясь, с песнями, со смехом. Утренняя прохлада бодрила. Дорога вилась среди прямых зеленых стволов осин. Изредка она выбегала на поляны, белые от цветущих ромашек. Река ушла далеко в горы, а потом неожиданно подошла к самой дороге.
– Привал! – предложила Агриппина Федоровна.
– Непроливашка! Костер и чай! – крикнула Стася.
Неожиданно Чернилин заупрямился:
– Почему я один должен на вас работать?
Стася с изумлением посмотрела на него:
– Ты не слушаешься, Непроливашка?
– Пусть мне, скажем, Генка помогает, – не сдавался Чернилин.
– Мне чаю не нужно, – проворчал Сафронов, усаживаясь вдалеке от всех.
– А ты не все для себя, а для других потрудись, – сказала Елена.
И все с удивлением увидели, что Сафронов снял со спины рюкзак, положил его на траву и пошел в лес за дровами.
Вскоре Чернилин и Сафронов появились, волоча срубленные пожелтевшие сосны.
– Вот здесь, – мрачно скомандовал Геннадий, указывая Чернилину место будущего костра.
Боря собрался было возражать, но в этот момент взглянул на Елену – она делала руками знаки, чтобы он не спорил, дал возможность Сафронову делать так, как он хочет. Чернилин выжидающе остановился.
Сафронов достал перочинный нож.
– Ну, чего стоишь? – неожиданно добродушно сказал он Боре. – Я сделаю таганок, а ты ломай сучья. Топора-то нет…
Чернилин опять взглянул на Елену, и та снова подала ему знак – не возражай и делай. За этой сценой наблюдала Вера. Она тихо смеялась.
– Ты настоящий дирижер, Леночка. Смотри, смотри, Непроливашка, кажется, сбивается с тона! Видишь, он страдает, что ты не даешь ему возможность поспорить с Сафроновым.
Через несколько минут все было готово: костер пылал, на таганке грелся закопченный чайник, а Сафронов и Чернилин все еще суетились возле костра.