— Ты и Ярико, друг твой. Я, конечно, всего не видал, но понял, что Астра вам помешала. Ярико спас тебя, а сам пришёл сюда. И ты пошла за ним, думая, что сможешь его вернуть, но… Ивенн, милая… Ты меня прости, об этом нелегко говорить… Отсюда нет дороги. Мы возвращаемся в Явь только раз: в день, когда появились на свет. И всё. Открывать врата Прави позволено только жрецам богов.
Девушка молчала. Даже в полумраке горницы Иттрик видел, что на её побледневшем лице лежат печальные, задумчивые тени. Она не отняла рук, но сжала его ладони так, что пальцы побелели у обоих. Под просторной рубахой было видно, как грудь девушки часто вздымается — она ещё некоторое время не могла совладать с собою. Она почти ничего не вспомнила, но многое поняла: на свете есть как минимум два человека, готовых отдать за неё жизнь, и один это уже сделал, а она, глупышка, так беспечно отнеслась к своей жизни и смерти… Рассказ Иттрика тронул её, растревожил, задел самые напряжённые струны, и, наконец, какая-то из них не выдержала, лопнула, надрывно зазвенела слезами в голосе:
— Так, значит, мы все мертвы? Это… другой мир?
Иттрик молча кивнул. Ивенн вдруг беззвучно разрыдалась, прислонилась лбом к прохладной спинке кровати, спрятала лицо в ладонях. Ни стона, ни вздоха не нарушило тишины. Её худенькие плечи вздрагивали от всхлипов. Иттрик не выдержал, не спрашивая позволения, развернул её, осторожно взяв за плечи, притянул её поближе, обнял, прижал к себе. Она уткнулась в его плечо и затихла. Он неловко провёл рукой по её волосам, заплетённым на ночь в короткую растрёпанную косичку.
— Ну что ты, Ивенн, милая, не надо, — растерянно прошептал он, гладя её по голове и чувствуя, как её волосы щекочут щёку. — Ивенн… перестань…
Они просидели так довольно долго. Спустя некоторое время девушке наконец удалось взять себя в руки. Она была бледна, в тёмных глазах появилось что-то совсем новое, непривычное.
— Спасибо, — тихо промолвила она, коснувшись его руки и поднявшись с постели. — Спасибо тебе… я… даже не знаю, что и думать…
Она замолчала, боясь, что слёзы снова подберутся к глазам.
— Давай я твой плащ заштопаю и рубаху, гляди, совсем изорванные, — добавила она, с трудом улыбнувшись. Не дожидаясь ответа, подхватила со стула его одёжу и направилась к двери.
— Спать не будешь?
— Да какой мне сон теперь, — вздохнула Ивенн и неслышно выскользнула из горницы.
Она вернулась к себе — её горница была прямо за стеною, забралась на постель, разложила перед собою длинный серый плащ и простую льняную рубаху. При тусклом свете свечи и серебристом отблеске месяца, почти совсем недавно рождённого, видно было хорошо. Девушка растянула серую ткань на коленях, вдела нитку в иголку (кончик языка на верхней губе) и принялась за шитьё.
Рукоделие она всегда любила с тех пор, как Уна напомнила ей о нём. Неторопливая, размеренная, кропотливая работа успокаивала, помогала собраться с мыслями, на время отвлечься от внешнего мира. Тонкая, длинная игла легко ходила в ткани, прорехи исчезали, швы становились совсем незаметными. Не худо было бы и постирать — вон как поиспачкался да истёрся в дороге…
Откуда-то из приоткрытого окна потянуло сквозняком. На дворе был уже почти вересень-месяц, и прохладный ветерок играл со ставней, пробирался под одёжу. Немного подумав, Ивенн набросила плащ Иттрика себе на плечи. Ему всё равно, а ей хоть немного, да теплее… Согрев замёрзшие пальцы, девушка принялась за рубаху. У многочисленных посетителей трактира, да и у самого Йоханна она видела алые, белые или чёрные — в зависимости от цвета самой одёжи — узоры-обереги, а здесь, ни на вороте, ни на запястьях подобных узоров не было. Рубаха была весьма грубого покроя, очень простая, свободная. Решив, что хозяин одёжи не будет серчать на неё, девушка поменяла нить с белой на алую и принялась за узор.
За окнами уже начало светлеть, когда Ивенн закончила, оборвала нить и отложила иглу. Ей никогда ранее не приходилось вышивать обереги для кого-то, однако пальцы словно сами вспоминали необходимые движения, игла была послушна рукам, узоры вышли такие, равно как она и хотела: ровные, вьющиеся по воротнику и запястьям, словно лоза. Иттрик говорил, что его покровитель — Сварог, и Ивенн вышила на рукавах знаки Сварога, переплетающиеся восьмиугольные фигуры. Немного полюбовавшись на свою работу, она вдруг неожиданно для себя самой поднесла ткань к лицу и вдохнула её запах. От неё пахло льном, дикой мятой и — совсем немного — дождём.
8. Чёрная лента