Из-за соседней бойницы в него выстрелили, но стрела пролетела мимо. Ярико отступил на несколько шагов и крепко сжал рукоять ножа. Ладони взмокли от напряжения и волнения. Секунду-другую враги смотрели друг другу в глаза, а потом вдруг сцепились на самом краю стены, с трудом удерживая равновесие. Ярико не успел понять, как одна его рука оказалась за спиной у дартшильдца, как остриё ножа мягко вошло между чужих лопаток. Руки сразу стали горячими и липкими от крови. Противник тяжело рухнул на камни и больше не шевелился.
Колени предательски дрогнули; Ярико подошёл к загородке поближе, схватился одной рукой за выступающий камень. Неожиданно его замутило, к горлу подобралась тошнота, перед глазами поплыли круги. Сердце бешено колотилось, выпрыгивало: это он, он, он виновен в их смерти! Да, они — чужие, они — враги, но… как можно собственными руками лишить человека жизни? Жизни, которой ты ему не даровал?
— Что с тобой? — Ольгерд ненадолго отвлёкся: сменить порванную тетиву и положить стрелу. Ярико только неопределённо помотал головой в ответ, и в тот же миг его вывернуло наизнанку. Он упал на колени подле мёртвого тела и с ужасом взглянул на свои окровавленные ладони.
— Бывает, — командир корпуса лучников отвернулся. — Это, дружок, перетерпеть надо. Пережить. Когда впервой — оно, знаешь ли, всегда тяжко…
В дождь прицельность выстрелов была достаточно плохой, к тому же ветер мешал ровному ходу стрел. Лучники не видели и не считали убитых. Те, кто находился на лестницах и внизу, отчаянно сражались за каждый шаг, за каждую сажень земли. Несколько отрядов по распоряжению Йалы было переведено к воротам, чтобы дартшильдцы не вошли в город. А конница тем временем схлестнулась в долине у подножия холмов: сквозь шум и грохот ливня пробивался лязг и звон железа. Ближе к лесу местность была заболочена, лошади вязли в грязи, что существенно мешало двигаться всадникам. Многие спрыгивали на землю, присоединялись к пешим отрядам, подрубали ноги коням и подпруги на сёдлах всадников. Перед самой мордой лошади мелькнула чья-то тёмная фигура, воин нырнул под копыта, рискуя разбить себе голову, и исчез, а Кит почувствовал, что начинает соскальзывать с седла.
— Прикрой!
Просьба не относилась ни к кому конкретно; ближе всех к Отцу Совета оказался Эгилл. Он развернул своего коня так, чтобы Кит был неуязвим — спереди и сзади выручали мощные лошадиные копыта, справа встал конь товарища, слева начинался лес. На смену подпруги и ремня ушло немало времени, но Эгилл успел подарить товарищу несколько драгоценных минут, и тот успел перетянуть ремень, поддерживающий седло, вскарабкаться обратно, бросить короткое «спасибо!» и скрыться в общей толпе. Эгилл чуть приподнялся в седле, отыскал глазами Хольда, свистнул — тот услыхал сигнал каким-то чудом, — и оба направили коней вслед за Китом.
Всадники из Ренхольда вскоре осознали, что удача на их стороне: спустя некоторое время они смогли потеснить людей Империи к лесу, а там, в чаще и зарослях, конный — не воин. Гонец тайными тропами добрался до места, куда выводил один из подземных ходов, вкратце передал обстановку, и четыре засадных отряда, в каждом из которых было по двадцать легко вооружённых воинов, оцепили лагерь Дартшильда с противоположной стороны. Когда гонец вернулся, Кит велел ему отправляться обратно за стены и передать кому-либо из сотников, кто остался, о том, что задача защитников стен — не пропускать чужаков в пределы города и только расправиться с оставшимися отрядами пеших, брошенных на штурм, а конница сумеет задержать остальных.
Едва он успел отпустить парня с поручением, откуда-то из-за стены густых зарослей вылетело четверо конных. Они были почти совсем безоружны, только их предводитель, высокий, плечистый мужчина в бордовой накидке и в шлеме с алым пером, крепко сжимал в руке короткий меч, привычное оружие в имперском войске. Предводитель отдал несколько приказов на чужом языке, Кит понял всего два слова — «лагерь» и «доложить».
Двое конных воинов остановились друг напротив друга, перехватывая мечи поудобнее и примериваясь, с какой стороны сподручнее заходить. Кит чувствовал, что перебитая подпруга плохо закреплена и может в любой момент съехать набок; предводитель отряда дартшильдцев был ранен в плечо, и ему приходилось держать меч левой рукой. Для честного поединка оба должны были спешиться: мечи были разной длины, но думать об этом не оставалось времени. Воин из Империи пустил коня вперёд. Короткий удар мечом, и подпруга оказалась перебита с другой стороны. Кит успел вытащить ноги из стремян и убедиться, что твёрдо стоит на земле. Пеший конному, известно, не соперник, но в последний момент, когда короткий меч врага свистнул где-то над ухом, Кит вспомнил, о каком приёме когда-то рассказывал Леннарт, начальник конницы. Штука была непростая, но при правильном исполнении гарантированно сбрасывала противника на землю и обездвиживала.