Твой светлый дом

- Господи, что ты себе в голову взял, отец! - всполошилась Акулина Кондратьевна. - Едва оклемался - уже работать собрался.

- Тихо, мать, тихо! Знаешь, работа человека на земле держит.

Они вышли во двор. День был ясный, тихий. Оранжевая листва на деревьях, просвеченных солнцем, казалось, пылала огнем.

Дед Матвей оглядывал двор, и село, и степь с таким жадным любопытством, будто вернулся откуда-то издалека и очень соскучился по родным местам.

- Хорошо! Жить бы да радоваться…

- Живи сто лет и радуйся, деда! - сказал Родион.

- Жаль, внук, не получается.

В мастерской Матвей Степанович неторопливо надел передник, прибрал токарный станок, осмотрел инструмент на полках, выбрал стамеску и закрепил буковый валек в патроне Родион подмел около верстака и станка.

- Ну, Родька, начнем. Еще одну балясинку выточим, распустим обе и к дверям поставца прилаштуем. А ты приглядывайся, примечай. - Он упер стамеску в подставку. - Ну, с богом, как говорится. Жми, внук!

Родион разогнал маховик так, что его спицы слились в оплошной круг. Из-под лезвия стамески полилась пахучая стружка. На вальке стали обозначаться окружности. Дед Матвей почему-то кривился. И вдруг стамеска с визгом вырвалась из его рук, и крутнувшись в воздухе, упала на землю. Испуганный Родька снял ногу с педали. Недоточенная балясина перестала вращаться, и теперь на ней можно было рассмотреть выщербину.

С усилием сжимая и разжимая непослушные пальцы, Матвей Степанович разглядывал их, качал головой:

- Руки судорогой свело… Видно, табак мое дело, Родя!

- Да ты не переживай так, деда! - ласково сказал внук. - Это у тебя от тех сонных таблеток… Пойдем, прогуляемся, просвежимся, а?

Матвей Степанович молча взял палку - чего раньше никогда не делал - и, опираясь на нее, прихрамывая сильнее обычного, пошел со двора. Повернул не в сторону села, а к выгону.

- Ты куда, деда? Пошли в центр. В магазин зайдем, потом на речку…

- Нет, внук. Сходим моих старых друзей и соратников проведаем.

Родион догадался, о ком говорил дед Матвей: о тех, что лежали на кладбище. Живых он обычно навещал сам, а когда шел к тем, лежавшим под обелиском и намогильниками с красными звездами, то всегда брал Родиона.

- Ну что ты выдумал? Ты там еще больше расстроишься. - Внук мягко пытался отговорить деда.

- Не расстроюсь. Я их уполномоченный на земле и обязан не раскисать. - Матвей Степанович забросил палку в бурьян. - Пошли!

Кладбище, чтобы окот туда не заходил и не топтал могилы, недавно огородили штакетником, деревянные обелиски заменили железными, выкрашенными под мрамор, а дорожки посыпали песком.

- Уютно тут стало, гляди-ка! - с усмешкой сказал Матвей Степанович.

Сняв шапку, он остановился у головного обелиска с красной звездой. На нержавеющей пластине было выгравировано: «Тимофей Петрович Полуянов, 1895 - 1920 гг.» С эмалевой фотографии смотрел казак. В папахе. С маузером на боку.

- Здравствуй, Тимофей Петрович, друг мой и комиссар! - негромко сказал дед Матвей. - Пришел я к тебе на этот раз не с радостью, а с бедой…

Родион с удивлением наблюдал за дедом. Он говорил со своим давно погибшим другом и комиссаром так, словно тот стоял перед ним живой.

- Прозевал я своего младшего сына, товарищ комиссар… Конечно, Андрей спохватится, его перетрясет, как на грохоте, но мне-то каково, Тимоша?! Столько позора… - Он положил руку на плечо внука, подтолкнул вперед. - Вот привел я к тебе Родиона, своего внука. Парень он хороший, серьезности, правда, еще недостает, но это дело наживное. Он знает про тебя, Тимофей Петрович, и про наш последний бой с белогвардейцами, когда я был ранен, а ты погиб, спасая меня… Ох, жаркий бой тогда был! - Дед застыл на минуту в раздумье, глядя вдаль. - Да, жаркий бой тогда был! Дрались мы как черти, но если б не ты, Тимоша, не было бы ни меня, ни, понятное дело, сыновей моих и внуков. - Матвей Степанович стиснул плечо внука. - Не забудь, Родька, приходить к Тимофею Петровичу и благодарить его!

- Никогда не забуду, деда! - горячо сказал Родион.

- И детей своих к нему приведешь. Слышал?… Мы все жизнью ему обязаны.

Родион взглянул на деда - его лицо было строгим. В волнении, с трудом сглотнув слюну, произнес:

- Ладно, деда… Приведу.

Не снимая руки с плеча внука, Матвей Степанович подвел его к соседней могиле. «Семен Карнавин, 1912 - 1930 гг.», - прочитал Родька. На фотографии совсем юный парень с суровыми глазами и четко очерченными, чуть припухшими губами.

Родион знал: Семен Карнавин - один из комсомольских вожаков села. Его убили кулаки в первый год коллективизации. Дед Матвей был тогда бригадиром полеводческой бригады. Ветреной ночью озлобленные кулаки решили сжечь колхозные поля пшеницы. Семен, вместе с другими комсомольцами из ночной охраны схватился с ними врукопашную. Несколько ножевых ран получил Семен, но успел придушить одного поджигателя на поле, которое охранял, и потом, чтобы потушить, катался по горящей пшенице. Так и нашли его, обожженного, истекающего кровью. Умер он по дороге в село на руках у товарищей…