Твои Возможности, или Реализация «ТРАНСЕРФИНГА»

Так я стал командиром небольшого отделения, в состав которого входили талантливые ребята – мастера на все руки. Двое из них собирали огромную мозаику на стене актового зала, а с остальными я отправился в командировку по стартовым площадкам Байконура, для реконструкции Ленинских комнат. Такие комнаты были в каждой роте и служили агитационным алтарём коммунистической парии. Через полгода я получил сержанта, а через год: «О Боже!» – Мне было объявлено о предоставлении отпуска на десять дней, не включая дороги! На Байконуре такого удостаиваются не многие. К отпуску я был представлен за оформление аллеи, ведущей от «мотовоза» к смотровой площадке. Сроки выполнения этой работы были нереальные, из-за даты прибытия, на показательный старт, генерального секретаря КПСС – товарища Горбачёва.

Новогодняя ночь 1988 года выпала на середину моей «побывки» неслучайно – спасибо «замполиту». Мой приезд был неожиданным, да и сообщить родным я мог только с одной из попутных, железнодорожных станций, на которых было не пробиться к «междугородке». Было уже за полночь, когда мамуля открыла дверь – у неё заняло пару минут, чтобы узнать меня в военной форме и понять, что происходит. Когда мама успокоилась и, утирая слёзы, пошла на кухню стряпать мои любимые блины, я скинул, пропахшую плацкартам за три дня, форму, и в одних трусах заглянул к ней на кухню, чтобы узнать,

где моё полотенце.

– Боже! Тебя порезали! – Заскулила она, глядя на мой огромный шов в паху.

– Мамуля, это простой аппендицит, – попытался я её успокоить. Но было поздно, она мотала головой и слёзы опять хлынули в два ручья.

– Я тебе не верю, говори правду! Это ранение? Ты был в Афганистане?

Я совсем забыл про эту операцию по удалению аппендицита, которую действительно делал военный хирург в звании майора, служивший долгое время в Афганистане. Официальный вывод советских войск был запланирован на 15 февраля, но перераспределение специалистов началось намного раньше. Так, наш «мясник» – как мы нежно его называли, попал служить в больницу Ленинска, где проходили предстартовое обследование все космонавты. Мы – это больные «палаты № 6», в которой действительно находились странные пациенты. Одним из наших ярких представителей, был молодой боец – «дух», проходивший службу в строительном батальоне – «стройбат». Его сослуживцами были, в основном, выходцы с Кавказа и наш «дух», не выдержав издевательств, прогладил горсть швейных иголок. Накануне моего визита с воспалённым аппендицитом наш хирург целый день извлекал тонюсенькие иглы из его брюшной полости и внутренних органов. Об этом я узнал на следующий день и понял причину, столь грубого приёма у «мясника». Боли у меня начались в первой половине дня, но я, не придав этому значения, оставался в штабе нашей части и лишь отправил «посыльного» в «санчасть» за активированным углём. Таблетки не помогли и я, скрюченный от рези в животе, потащился к главному медику нашей площадки. Он сделал мне анализ крови дважды с небольшим перерывом и с грустью в голосе сообщил, что количество лейкоцитов быстро увеличивается и что мне нужно срочно в больницу. По ухабистой дороге в Ленинск меня так растрясло, что на приёме у хирурга я не мог точно сказать, где и как ощущаю боль. А за пару дней до этого, друзья побрили меня на лысо как «духа», в честь армейской традиции, которую приводят в исполнение за сто дней до приказа главнокомандующего об увольнении в запас. Поэтому на вопрос «мясника»: «Что, надоело служить? Домой захотелось?» – я

встал, скрипя зубами, и со словами – «Да пошёл ты…, у меня сто дней до приказ» – направился в сторону раздевалки. Уже, как сквозь сон, я услышал приказ майора: «Этого брить и на операционный стол!».

Своими «разборками», мы разбудили отца, и он, накинув на меня плед, присоединился к маме с вопросом: «Ну сынуля, рассказывай, где ты служишь?» Дело в том, что на призывном пункте, в Одессе, провожающих вовнутрь не пускали и лишь сообщили, что эта команда отправляется автобусами на железнодорожный вокзала, а оттуда поездом Одесса – Ташкент. Родителей я увидел на вокзале среди всех провожающих. Они шли за нашим строем да самого поезда, и только там, распределившись по вагонам, началось общение с передачей еды через открытые окна. Я, как и все, не знал, где мы будем служить – нам сказали, что это секретная информация. Тогда на это никто не обратил внимания, так как весь призывной пункт кишел военно-морской формой, а это значило – три года службы. Поэтому, когда «нарисовался» старший лейтенант, в обычной полевой форме и озвучил номер моей команды, я лишь спросил – На два года? – И услышав положительный ответ, поблагодарил бога и успокоился. Волнения начались уже на второй день пути, когда кто-то «ляпнул» по пьяни – Ну всё ребята, «афган».