Твоя итальянская кровь (СИ)

А я всё смотрю и чувствую, как железный стояк пробивается через брюки. Потому что перед глазами Виолетта, и её разведенные до отказа ноги, а среди них мужские бедра, готовые вот-вот сделать рывок вперёд.

Чужой хер водит по её промежности по одной линии, ударяет о лобок, и Виолетта воет.

— Я буду танцевать для любого еврея, — всхипывала она беспомощно, закрыв ладонью вход, — Станцую для тебя одного, как ты скажешь, как захочешь, прошу, Алфи, — слезы бежали градом из карих глаз, — Я разденусь для тебя!

— Неправильный ответ? — капал я, продолжая сидеть и смотреть, как её чуть ли нераздрачивает мужчина.

— Для тебя! Алфи! Только для тебя одного! — крикнула она смотря мне в глаза, — Для тебя, — пролепетала она уже шёпотом, продолжая лить слезы.

Встав с места, я звонко щёлкнул пальцами, чтобы отозвать это животное, выдрессированное мной, но оно не поддалось, усердно натирая её промежность своим грязным членом. Виолетта откинулась на подушки с воем и всхлипами: «Прекрати это, пожалуйста, Алфи, прекрати…»

Этот пёс не среагировал и в следующую секунду после щелчка пальцев и просьб Виолетты мне сорвало крышу и я оттащил от неё этого пидораса, швырнул на пол, абсолютно безраборно избивая его на глазах у девушки.

Я бил так, что кровь обрызгала мою рубашку, а я всё вымещал злость, пока не почувствовал усталость и покой, не прекращая мутузить подручного.

Виолетта приподняла голову, осматривая меня, пол и мужчину, где всё было залито крупными каплями крови, а я смотрел на неё, и выпустил злость и за неё, и за это утырка и за себя.

Смешалось всё — кровь, мои эмоции и сама Виолетта, что потеряла сознание, раскинувшись на кровати, закрыв свои глаза, проваливась в тёмное бессознательное дно, побелев от вида крови и избитой физиономии некогда человека.

========== VI. Не выпрашивай любви ==========

***

В тот самый день

Лука вошёл в разрушенный дом, ещё в проходной заметив лежащего охранника, опускаясь к нему и касаясь остывшей кожи, нащупывая сонную артерию. Пульса нет.

Чангретта поджал тонкие губы, проходя дальше.

— Виолетта! — позвал он, смотря вверх, — Виолетта!

Тишина в доме стояла гробовая. И мужчина настороженно прошёл в гостиную, держа в руке заряженный пистолет.

Гостиная была разрушена, изуродованна. Все шкафы вскрыты, посуда разбита и всё, что осталось на полу возле стеклянного шкафа — это кровь.

Лука рванул на второй этаж, влетая в комнату сына, плевав на очищенный сейф, опустошенно смотря в пустую кроватку.

— Где ребёнок? Где наш Тео? — кричала миссис Чангретта, влетая в комнату за мужем, — Что ты молчишь?!

Лука был и так на нервах, еле сдерживая злость.

— Заткнись, блять! — рыкнул он девушке в лицо, — Ещё и Виолетта пропала!

Женщина хмыкнула.

— Плевать на твою сестру! Никто её не съест, а вот Тео! Ему еще и месяца нет!

Лука отвесил хлесткую пощёчину жене, и та рухнула, закрыв лицо руками.

— Я еду в Лондон.

Лука миновал гостиную, почти разрушенную, почти разбитую, наблюдая как его люди убирают других людей, с которыми он оставил двух самых важных людей, которые теперь неизвестно где и неизвестно с кем.

***

Сказать, что Лука ненавидел факт того, что младшая Чангретта привлекает внимание мужчин — не сказать ничего. Но больше всего его злило, что она привязала невидимой нитью к себе не какого-нибудь деревенского дурачка, а Алфи Соломонса.

Друг семьи, надёжный (до поры, до времени), рассчетливый и умный человек тридцати девяти лет позарился на Виолетту, когда та ещё ходила пешком под стол.

Уже тогда он выделял её среди остальных родственников Луки, боготоворил девчонку и чихвостил слуг, если те плохо смотрели за Чангреттой, и та могла разбить коленки, споткнувшись о собственную ножку.

А как он после дул на те самые колени, смазывая осторожно бриллиантовой зеленью, собирая кровь на вату и слушая, как Виолетта плачет и кричит, обвиняя дурацкие сандалии, что подвели её.

— Плохи сандаки! — била она их о край дивана, половину букв проглатывая в силу возраста, пока Алфи обрабатывал содранную кожу и поддакивал.

— Маленькие засранцы! Сжечь их нахер, да! — поддерживал он девочку, тыкая пальцем в обувь, — Гандошки!

После двухлетняя Виолетта твердила только одно слово, заставляя еврея улыбаться и довольно разводить руки на злой взгляд Луки.

— Гадошки! Гадошки! — бегала она по гостиной, распыляясь на новое слово, что засело в голове ребёнка лучше, чем спасибо или любое другое.

— Это моя девочка! — ухмылялся еврей, усаживая на колени чужого ребёнка, что стал родным так быстро.

Виолетта словно приворожила Алфи, и он носился за ней, как хвост. Позволял ей всё: плести ленточки в отросшие пряди, подстригать ему бороду, даже гудеть в клаксон его машины, да так, что вся улица стояла на ушах.

И, может, их дружба бы и продолжалась, если бы не ссора, за ней едва ли не вооружённый конфликт между Лукой и Алфи, когда два друга не поделили власть и столкнулись уже вместе на поле боя, воюя друг против друга. Каждый за свою страну и за политику.