— Простите мистер Соломонс. Не спится Луи, — сообщила няни, и Алфи зыркнул на неё исподлобья, протирая губы салфеткой и поднимаясь из-за стола.
— Ладно, — спокойно выдохнул Алфи, поднимая ребёнка на руки, — Пойдём-ка спать с папой, да? Если Луи не спит, значит Луи сегодня чем-то озадачен.
Они поднялись наверх, и мужчина опустил сына на кровать, и тот, как маленький котенок, зарылся в одеяло и свернулся в клубок.
— Я озадачен тем, почему мои ожоги так долго проходят, папа? А ещё, почему у меня нет мамы? — интересовался с обидой мальчик и еврей, стянув жакет, лёг рядом, прижимая мальчика к себе, — Сказки? — спросил он отца.
Алфи набрал воздуха на вопросы сына и выдохнул.
— Притча.
— А что такое притча? — встрепенулся мальчик, вопросителтно смотря на отца.
— Притча — коротенький рассказ, в котором заключается мораль или поучение, — пояснил Алфи, укладываясь рядом, поудобнее подминая под себя подушку, — Ушки навостри и слушай, — прижал он к себе сына.
Луи поерзал и удобнее устроился под крылом папы и стал слушать.
— Однажды к раввину пришел посетитель и начал жаловаться:
«Ребе, у меня все так плохо, так плохо! Я потерял работу, моя жена болеет, дочка никак не может выйти замуж, мой сын не хочет учиться… Ребе, подскажите, может, вы знаете, что мне делать?» — жестикулировал еврей, меняя голоса и интонацию, играясь мимикой.
— Вот и ты, говоришь что тебе плохо потому, что у тебя никак не заживают ожоги и потому, что у тебя нет… — Алфи погладил ребёнка по плечу, — Нет мамы, ага?
Луи согласно замотал головой, потирая сонные глазки кулачками.
— Тогда раввин сказал: «Да-да, есть одно старинное средство. Нужно взять много бумажек, написать на них: «И это все пройдет», и разложить во всех комнатах.» Озадаченный человек поблагодарил и ушёл. Через пару лет возвращается тот же человек и благодарит: «Как я вам благодарен! Я нашел отличную работу, жена выздоровела, дочка вышла замуж, сын закончил учебу и устроился на фирме… Спасибо вам большое! Что хотел спросить — те бумажки, которые я разложил, их можно уже убирать?» — поправил Алфи очки, перелистывая страницу, — «Зачем убирать? Пусть пока полежат…»
Лиу встал с постели и подбежал к своему столу, сдвигая в сторону свои маленькие самолётики из деревянных палочек, кубики и различные вырезки, хватая лист бумаги и карандаш.
Алфи наблюдал за ним с кровати, помогая ребёнку взобраться на постель.
— Пап, напишешь за меня? — протянул он отцу всё необходимое, для исполнения, смотря с мольбой.
— А что сам таки? — спросил его Соломонс, и мальчик пожал плечами, ведь писал он ещё совсем неразборчиво.
— Ладно, давай сюда бумажки, — раздобрился еврей, и Луи порвал бумагу пополам, протягивая отцу.
— Мои ожоги никак не заживают, но и это всё пройдёт, — показывал пальцем Луи, пока Алфи царапал на кусочке слова, утвердительно кивая, — У меня нету мамы, и это всё пройдёт.
Алфи поднял глаза на сына, дописав последнюю фразу, осмотрев своё маленькое отражение. У его сына такие же серо-зелёный немного хмурый взгляд, ровные черты и немного пухлые щёчки. Еврей взял Луи к себе на грудь, укладывая детскую голову себе на плечо, поглаживая спинку мальчика, где час назад на том же плече дремал ещё один ребёнок.
— Пап, ты всё правильно написал? — пролепетал Луи, закрывая серые глаза, проваливаясь в сон, слушая глубокое отцовское дыхание и сердцебиение.
Соломонс улыбнулся:
— Всё правильно, спи крепко, — поцеловал он его в лобик и уложил на постель, укрывая тёплым одеялом, опуская две бумажки на письменный стол, проведя по ним взглядом.
***
Виолетта ошибочно думала, что её приезд в Лондон станет последним издевательством еврея над ней самой и её жизнью, но нет. Альфред всегда любит поизощряться.
Мало того, что её привезли в какой-то бордель, где она не смогла за ночь сомкнуть глаз по трём причинам: Во-первых, холод, такой дикий, что утром девушка едва ли не долбила в кувшине лёд, чтобы попить. Во-вторых, это стоны как кобелей, так и сук, от которых стены трещали, с них сыпалась пыль и побелка, а окна звенели. В-третьих: это мысли, что обострились после того, как Алфи отнял Тедди.
А Тедди — это тот, кто может продолжить их род. Поэтому Лука не простит ей гибель своего сына.
Девушка заснула под утро, и, конечно, проспала свой подъём и была разбужена грохотом двери, потому что в комнату ввалился Соломонс как танк.
— Подъём, — тряхнул он её в плечо, — Заебись спится в Лондоне? — потёр он свои руки от ощущения холода и подошёл к окну поднося ладонь к щели, ощущая, как тянет ледяной воздух.
Виолетта открыла глаза, опухшие и сонные, поднимая их на Алфи со злобой, а тот на секунду повернулся к ней, снова возвращаясь к изучению щелей в комнате.
— Ещё раз так злобно на меня зыркнешь, выну твои карие глаза и отправлю твоему братику почтой, ясно, да? — водил он рукой, ощущая сквозняк, проталкивая пальцы в щели, где истончалась пакля.
Виолетта скинула одеяло и поежилась.
— Почему Лука тебя ещё не забил, как мамонта?