Твоя итальянская кровь (СИ)

Хотелось ли мне причинять страдания Виолетте? И да, и нет. Она взяла меня на понт, зло и принцип. Я взял её на слабо.

Она стояла и смотрела на меня, как маленький дьявол из которого только и рвётся беспутсво и злоба, а я никак не мог рассмотреть в прежних чертах её милого ангела, словно его там никогда и не было.

Это уже не прежняя Виолетта, а какой-то маленький бес на крыльях. Её слова цепкие, ранящие меня в самое, блять, сердце, по самое, блять, не хочу. А её это улыбает. Ей приятно, ей хорошо от того, как мне плохо.

Мисс Чангретта знает, что я чувствую, слышала и видела, что я чувствовал к ней раньше, а сейчас она бьет меня ниже пояса не ногами, а словами, и я рушусь, плавлюсь и ломаюсь на части и куски от её слов.

Мне несказанно обидно. Я вложил в наши отношения душу, себя и свои мысли, подчёркивал как жирной чертой поступками, подарками, вниманием. А Виолетта в один из дней просто не дала ответ, и я остался с каждым днем всё дальше и дальше отодвигаемый от неё.

Мы как на шахматной доске, где остался я один, и она ходит. Из рук моих падает меч, я перестаю за неё сражаться, потому что рядом с ней есть конь и пусть он чёрного цвета, и противник, зато он рядом.

Моя беда в том, что за год общения я не смог сократить расстояние между Лондоном и Сицилией, чтобы сблизиться уже наконец и остаться счастливым.

Кто-то успешно занял моё место, увёл мою ветренную любовь, что сейчас ненавидя меня потирает разбитую бровь о полог паршивой кровати, где совершаются сотни экзекуций в неделю.

Я хочу отомстить, и мне тяжело сдерживать себя.

Виолетта закричала, когда я потащил её в свободную комнату и кинул на кровать.

А после как в беспяметсве встал в пороге, единожды и отчётливо произвёл звонкий щелчок двумя пальцами левой руки, и за моей спиной появился не парень и не мужчина, а самый настоящий мужик, желающий поживиться молодой девчонкой.

Мой исполнитель выше меня на голову, шире на четверть и сам по себе очень даже внушителен.

Услышав мою команду, как пёс, он направился к кровати как в трансе, словно к миске с едой, и стал срывать с Виолетты одежду. На пол полетело платье, потом тонкий лиф и наконец трусики. Девчонка пыталась сопротивляться, отбиваться от зверя и кричать.

Но, вся кульминация была впереди. Мне было её не жаль. Я видел в её глазах страх и мольбу, готовый сам вцепиться в это нежное тело, но брезгливость не охлаждала пыл и разжигала злость.

В кровати уже был мужчина, что будет терзать её сейчас, в эту минуту.

Я отошёл, рухнул в кресло и стал смотреть, как грубый полупьяный мужчина от которого несло перегаром и потом взбираться на постель, демонстрируя Виолетте своё достоинство, а она кричит и молит меня всё прекратить.

— Хватит! Пожалуйста! — верещала она, распугивая весь бордель.

Мой подчинённый навалился всем своим телом на девушку, чтобы она не вырвалась. Около минуты он просто бездвижно лежал и вдыхал ее, касаясь носом щёк, шеи и плеч. Наслаждался телом Виолетты под собой.

Он приподнялся на локтях и стал разглядывать ее. Лицо, полное страха, губы кричат мольбы. Гость изучает её и улыбается. Ещё бы, Виолетта красивая.

Но ни я, ни мой подручный не слышали и не слушали её вопли. Итальяночка моя ещё не знает, что её ждёт за самоволку и оскорбление меня.

— Можешь даже кончить в неё, — брякнул я, сглатывая первое возбуждение и злость, удовлетворенно читая в глазах её неописуемый ужас, — Одним приплодом меньше, одним больше, правда же, дорогуша? Танцевать ты для меня не хочешь, я же жид, да?

Виолетта внутренне сжалась, когда мужская лапа стала гладить ее груди, живот, играться внизу.

Мужчина опустился к её груди, впился в неё и стал жадно оттягивать, заставляя Виолетту пинаться и брыкаться на ложе, как бычка.

Он мял ее грудь, кусал шею, тянул за волосы, она кричала и всеми силами пыталась вырваться.

А я смотрел и не мог остановить постояльца, которому было поручено это важное дело по воспитанию покладистости у итальянской девочки.

— Ну, не надумала ещё танцевать для меня? Твои итальянцы по-прежнему лучше, чем я?

Мне нравилось видеть её голое тело, потому что я представлял его сотни раз, а видел сейчас впервые.

Тонкая шея, округлая грудь, оттягиваемая губами чужого мужчины.

— Ох какие упругие… — клокотал исполнитель.

Он смело мял и сжимал округлости, посасывал и жадно лизал, и мне хотелось убить его нахер прям здесь, но я смотрел.

Я словно прибил себя к креслу, водя глазами и головой, пока мужлан жадно разводит её ноги, а они не расходятся, и Виолетта уже истерично визжит, да молит меня о пощаде.

— Алфи, пожалуйста!!! Хватит! Останови его!

А я смотрел в её измученное лицо, на красные и заплаканные глаза, как по щекам бегут слезы, и как между ног её вверх-вниз трудится мужская голова.

Её истезают так, как я бы этого хотел. Мысль о том, что кто-то так уже старался над ней, что зачал ей сына изводила меня, и я царапал боковинки кресла ногтями, как волк, что готов задрать за свою волчицу.

Некогда моя волчица плачет навзрыд, сжимается и елозит по постели, приподнимается, её роняют назад и снова изводят.