Твоя любовь холодной бездной дышит…

– Агния, – вздохнула Далила, – она отрабатывала деньги, что ей заплатили, причем немалые деньги. И я намерена проверить досконально, чему тебя научила нанятая гувернантка, и выяснить – не ошиблась ли я в своём выборе. А наперед я хочу тебе сказать – ты намного выше по положению, титулу, происхождению многих в нашем королевстве. А с Каппельмер не стоит особо церемониться, она не далеко ушла от прислуги, и жить в этой части дома, предназначенной для семьи не должна.

– Но ведь она родственница моего отца, а, следовательно, и моя, – удивилась Агния.

– Что? Инкен Каппельмер родственница твоего отца? – в свою очередь удивилась Далила, и внезапно звонко рассмеялась. – Ах да Инкен! Это она так сказала?

– Да, она представилась родственницей доминара Яльдира.

– Она родственница моя, но такая далёкая, что даже не стоит придавать этому значение. Ну, хватит о ней, давай я лучше покажу тебе покои, где ты будешь жить. А завтра я проведу тебя по всему дому, познакомлю с другими обитателями, сегодня уже поздно.

Далила провела Агнию в другие комнаты, ими оказалась спальня и небольшой будуар, который соединялся и со спальней и с гостиной. В спальне они обнаружили служанку, разбирающую вещи Агнии.

– Ну, ничего, – утешила Далила, увидев устремлённый взгляд Агнии на сиротливо висящие платья в большом шкафу, – мы сошьем тебе столько нарядов, что не поместятся здесь. Я с удовольствием займусь твоей одеждой.

Агнию изумила кровать, она стояла высоко и чтобы забраться на неё, нужно было преодолеть пару ступеней, проходящих по всему периметру кровати. И балдахин из тяжелой ткани так же удивил девочку. Зачем всё это?

Но ей понравились стены, оббитые тканью в весёлый цветочек, высокие стрельчатые окна, высотой до самого пола, их прикрывали гардины с похожим рисунком. Далила объяснила, что это не совсем окно, а скорее двери на небольшой балкон.

Из спальни они заглянули в небольшую ванную комнату, где стояла бронзовая ванна (бронзовая?!), что опять вызвало удивление у Агнии. Пол, выстеленный глазурованной плиткой, не вдохновил её. Он же, скорее всего, ледяной, и никакие ковры этого не исправят.

– Сейчас нагреют воду и ты сможешь помыться после дороги.

Агния тихонько вздохнула – она устала мыться в холодных помещениях, она так скучала по жарко натопленной мыльне, парилке с берёзовым веником. А, может, в этом холодном краю есть бани?

– Ужин у нас уже прошёл, – продолжила Далила, – но тебе сейчас принесут еду сюда, в твои покои. Ведь ты проголодалась?

– Нет, я не голодна, я бы просто что-нибудь выпила.

– Ну что ж, хорошо, – кивнула головой Далила, – но еду всё же принесут, вдруг что-нибудь съешь. А то ты такая худенькая.

Агния недоверчиво взглянула на Далилу. Неужели же она так спала с тела, что её можно назвать худенькой? В спальне Агния видела зеркало, надо будет себя рассмотреть.

После принятия ванны, Далила заставила её поесть. Уставшая не только от дороги, но и от напряжения и переживаний последних часов, Агния уснула сразу же, как положила голову на подушку.

Глава восьмая

Уже далеко за полночь, после того, как Мёрк в подробностях рассказал Эрмерику всё о своём путешествии, они устроились у камина. После обильного позднего ужина потягивали вино (охлажденный бреннивин?) и просто общались уже как друзья.

– Она совсем не похожа на неё, – с горечью в голосе говорил Эрмерик, – Ладомила была другой. Была…, до сих пор больно это произносить. Я всё думаю, а если бы я не уехал тогда, если бы плюнул на зов отца, возможно, Ладомила осталась бы жива, возможно, моих сил хватило бы поддержать её, помочь, вырвать из лап смерти. Но нет же, я помчался, бросив жену. Как же, ведь меня воспитывали в долге перед Ногутфьёром, я обязан защищать и оберегать родное королевство, ведь я принес клятву служить ему, не щадя себя. Уехав, я бросил на произвол судьбы отца, домион, кто-то на Рубеже за меня нёс службу, закрывал возникающие щели и дыры, сражался с чудовищами, может даже ценой своей жизни. А я предал, дезертировал, и это меня ломало и корежило всё то, время, что я жил в княжестве.

Мёрк удивленно слушал Эрмерика, таким он его ещё ни разу не видел. Эрмерик всегда был сдержан в проявлении чувств. А что его теперь заставило откровенничать? Крепкий напиток? Или приезд дочери так повлиял на него, вспомнилось былое и захотелось с кем-нибудь разделить свою тоску? Скорее второе, ведь пьют они вместе не первый раз.

– Ты нагнетаешь зря, Эрмерик, больших прорывов давно уже не было, и никто за то время, что ты был в княжестве, на вашем участке за тебя не умер, не погиб.

– Возможно, но я-то, когда был в княжестве, постоянно об этом думал, и с ужасом ждал, что княжество достигнут отголоски большой битвы. Да и мне в Криевии не нравилось, честно-то говоря, это было не моё королевство, не моя родная сторона, другие обычаи, обряды, да даже боги чужие. И я уцепился за возможность вернуться. Но надо было всё же дождаться, когда Ладомила родит, и только потом уехать в Ногутфьёр.

– Тогда бы ты не застал отца в живых, – попытался утешить друга Мёрк.