Почву для этого Денис подготовил сам, мне бы и в голову не пришло подобное, если бы не его постоянные эксперименты в области психологических воздействий. Как он не видел – ну, нельзя так со мной, я совершенно не готова к таким практикам, мало того – никогда не буду к ним готова, не тот характер, не те потребности…
Оказаться в психиатрической лечебнице при всех этих вводных было делом нехитрым. После психологического экшена, устроенного Денисом в ресторане, я испытала такое нервное потрясение, что сутки не могла говорить. Нет, конечно, в голове я произносила длиннющие монологи – абсолютно здравые, аргументированные, с доказательствами, почему все произошло именно так, а не иначе, но в ответ на любое обращение ко мне начинала трясти головой и плакать. Поняв, что со мной явно что-то не так, я собрала вещи и сама поехала к приятельнице-психиатру. Но даже ей я не могла объяснить причину своего состояния. К счастью, это и не потребовалось, она мгновенно заперла меня в свое отделение, изящно именовавшееся «клиникой неврозов», а на деле оказавшееся обыкновенной психушкой, разве что более комфортной и цивилизованной, чем обычный психоневрологический диспансер.
Там я промолчала еще двое суток, сидя на зарешеченном окне одноместной палаты и рисуя на стекле пальцем какие-то цветочки и сердечки, а потом меня слегка отпустило. Уж не знаю, были ли причиной этому мои скрытые резервы – или Наташка подобрала правильные таблетки…
А потом навестить меня пришел Денис. И я, не сумев совладать с желанием напугать его так, чтобы он еще долго по ночам вскакивал и потел от ужаса, будучи уже в адекватном состоянии, изобразила ему то, какой была все дни до этого. В его глазах было столько сочувствия, что впору было отменить намеченный спектакль, но я, хорошо зная своего Верхнего, видела, что он просто испугался. И, скорее всего, не за меня, а за себя – что с ним будет, если я на самом деле схлопочу психиатрический диагноз, и как это все отразится на его дальнейшей жизни – и «тематической», и ванильной. И я довела задуманное до конца. Денис вылетел из комнаты для свиданий как ошпаренный, а я потом в палате долго хохотала, вспоминая выражение его лица.
Но в конце концов я все равно вернулась к нему. Вернулась, а как же… Мы настолько зависели друг от друга, что порвать эту связь казалось невозможным ни мне, ни ему».
Наверное, это один из самых неприятных эпизодов нашей с Мари «тематической» жизни. Пусть не самый – но один из. Но именно после ее выхода из больницы я начал немного себя притормаживать, осознав, к чему могут привести мои эксперименты в области, куда Мари никак не хотела и, как выяснилось, не могла. Чего-то она все-таки не могла, ну, надо же…