Твоя на одну ночь

Голова закружилась, а пульс участился, словно бы повторяя набатом это "Дай"… Прижала ладони к ушам.

Не хочу это больше слышать! Не могу! Хватит!

Сквозь пелену из "дай", которая продолжала шепотом вопить в моей голове, я расслышала шаги. Тяжелые, протяжные и издевательские.

Я вновь отшатнулась по инерции назад, вновь наступила на продолговатое нечто и свалилась на колени. На боль времени не было – сразу же поднялась, захватив плотный предмет и заметалась в поисках выхода. Хотя бы окна!

Шаги. Тяжелые, мужские и издевательски медленные.

"Дай. Дай. Дай!… "

И сердце, дико стучащее.

Стены, стены, стены! Гладкие, без выступов, толстые – не выбить.

В горле застрял ком, а в легких разлился огонь – кислорода словно бы не хватало, я хватала ртом ставший горячим воздух, выдыхала тяжело, рвано. И все пыталась найти чертов выход!

Шаги стали ближе, быстрее. Как будто бы раздавались отовсюду!

Безвыходность отдалась спокойным дыханием преследуевшего меня мужчины и протяжным "да–а–ай–с" от голосов. Я оказалась в тупике! Страх дополз до висков, холодом пополз по щеке, вернулся на шею…

Обжигающие пальцы стиснули мою кисть.

Я, преодолев ком в горле, заорала, задыхаясь от безысходности, легшей мне на плечи тяжелым грузом.

"Да–ай, да–а–ай… Дай!" – измывался шепот.

Вырваться мне не удалось. Пальцы все сильнее сжимали мою руку, а тяжелое тело придавило меня к стене. Я извивалась, пыталась выгнуться, пыталась…

В другой ладони я до сих держала ту вещь с пола, но он силой отобрал то, что оказалось маркером.

Колпачок со звоном упал на пол…

– Нееет! – и я проснулась от собственного крика. Сердце гулко стучало, голова кружилась, а к горлу подступала тошнота. Поняла, что меня сейчас вырвет, рывком поднялась и на ватных ногах побежала в сторону ванной, зашла в темное прощение, даже не включая свет. Меня тошнило от страха, от осознания, что все могло произойти более плачевно, что нападению могли подвергнуться мы с братом вместе, от того, что так сжимала в тиски безысходность… А потом я долго умывалась холодной водой, стирая себя весь тот ужас и неостанавливающиеся слезы.

– Элизабет? – деликатно постучался в ванную Харрисон.

Я, продрогшая настолько, что зуб на зуб не попадал от холода, а ещё, наверное, от пережитого кошмара, смогла прохрипеть только едва слышное “Сейчас”. Но он меня услышал и, судя по тишине, остался у закрытых дверей.

Сердце все равно билось пойманной птицей, а меня ещё всю трясло, так что, вновь умывшись обжигающее холодом водой, вытерла лицо пушистым полотенцем и потом только вышла.

– Что с тобой? – обеспокоенно спросил мужчина, едва меня увидел. – Ты очень бледная…

– Дурной сон, – коротко ответила я, взяв его ладони в свои, чтобы согреться. – Согреешь меня?

– Да ты ледышка! – Выдохнул он, сжимая своими горячими пальцами мои ладони, потом неожиданно потянул в сторону гостиной. – Идём, моя девочка.

Я безропотно последовала за ним.

В зале меня устроили в теплых объятиях, на миг коснулись лёгким поцелуем шеи, а потом Джеймс начал говорить:

– Все, чтобы тебе не приснилось, – ерунда, малышка. Это лишь страхи, ненужные и пустые, которые ты сумеешь преодолеть. Я не буду настаивать на том, чтобы ты мне рассказала, что снилось, потому что страх необходимо побороть в самому, единолично, при помощи близких, но не содействии, иначе он лишь скроется, чтобы когда–нибудь нанести удар. Уверен, ты справишься.

От его слов в груди расползались нити нежности, уюта и уверенности в себе, отгоняя ту пустоту с дикими “дай”. Я действительно поверила, что сильнее всего – страха, безысходности, а сильные руки, сейчас крепко обнимающие меня, не дадут упасть.

А свою благодарность я выразила не словами – повернулась к нему, обняла за шею и прижалась губами к его губам в коротком, но безумно нежном поцелуе. В задворках сознания промелькнула веселая мысль – хорошо, что я несколько раз почистила зубы.

– Расскажи мне что–нибудь, – попросила, лежа уже на его груди.

– Что именно? – поинтересовался он, выводя незамысловатый рисунок пальцем на моем предплечье.

– Что–нибудь доброе и сказочное.

– Увы, сказочник из меня тот еще, так что, если не хочешь, конечно, альтернативную историю про утонувшего Пиноккио, то меня не проси.

– А разве дерево тонет? – удивилась я.

– В том–то и смысл анекдота, – улыбнулся Харрисон. – Так что, хочешь или нет?

Покачала головой и капризно потребовала:

– Давай тогда курьезную историю из своей жизни!

Мужчина задумался, перебирая мои волосы.

– Ну? – нетерпеливо протянула я.

– Вот, слушай, – наконец собрался с мыслями он и начал таинственно–проникновенным голосом: – Как–то я перепутал реактивы и…

– И?

История какая–то непривлекательная, но вдруг самое интересное впереди?

– На ушко скажу, – лукаво сообщил Джеймс.

Более чем заинтригованная, приподнялась и подставила ухо. Только коварный Джеймс мне ничего не рассказал, потянул на себя, и я оказалась лежащей на нем.

– Так нечестно! – выдала, пытаясь отползти обратно на свою сторону. Меня обманным путем и… И брат дома!

– А я вообще нечестный, – сильные руки меня удержали на месте. – Так вот, на чем я остановился?