Твоя на одну ночь

– Твой голос по телефону был… – задумалась, подыскивая подходящую характеристику: – Дрожащим и прерывистым, что ли?

– Была в спортзале, – беззаботно махнула рукой Джорджи. – Забудь.

Спросить что–либо ещё я не успела, хотя на языке вертелись парочка вопросов, – к нам присоединился, наконец, Ник. Бледный, в кровоподтеках и гематомах, с растрепанными и влажными волосами… Злость на мерзавцев, сотворивших с ним это, возросла в разы. Пусть они понесут справедливое наказание, уголовного – если, конечно, подобных им не “вытягивают” – недостаточно.

– Мальчик мой… – выдохнула мать, приподнимаясь.

Брат заметно поморщился и едко заметил:

– А я ведь ещё даже живой хожу! Мама, какими судьбами?

– Ник, – шикнула я на него.

Джорджина, похоже, нашу маленькую пикировку даже не расслышала, она стояла и смотрела на Николаса. Выглядела она при этом, нет, не злой, а словно… в ярости.

– Мам? – позвала я застывшую родительницу.

– Пускай стоит, я у нее кофе пока что отберу, – вставил Ник и, смахнув сумку матери, явно очень дорогую, на пол, расположился на стуле. И стащил кофе, да.

– Я не могла представить, что все… так, – наконец–то отмерла Джорджи, села вновь на стул, поджала губы. – Ник, миленький, подними–ка мамину сумочку и передай ее мне.

Ник безропотно подчинился, протянул сумочку Джорджи, та достала из ее недр тонкий телефон, принялась остервенело печатать. С интересом наблюдала этим, вновь начав теребить ручку чашки.

– Ник, – позвала я. – Голодный?

– Ага, слезами и жалостливыми взглядами не наелся.

– Какой ты язвочка, братик. Так что давай, поднимай задницу и разогревай себе ужин сам. И мне чаю ещё сделай.

– Бедного ребенка заставляет работать, – вздохнул он, вставая и оглядываясь, остановился взглядом на кофейнике. – О, а кофе я себе забираю?

– Все твое, – слабо улыбнулась я, переводя внимание на притихшую мать.

– Есть серьезные повреждения? Переломы? Пострадавшие органы? – внезапно спросила она, подняв брюнетистую голову.

Сперва я не вникала в вопрос, оттого, что немного задумалась, а потом до меня все же дошло:

– Переломов нет, – покачала головой. – А вот органы… Не знаю, у врача мы ещё не были.

– Хм… – задумчиво протянула она, потом достала из сумочки чековую книжку. – Давайте вы сходите в частную клинику и…

– Нет, – твердо перебила я ее. – Мы сходим в самую обычную больницу.

– Тогда просто…

– Не нужно, – решительно ответила. Ее подачки мне совершенно не нужны!

– Вам что, Риверс так много денег оставил, что вы привередливые такие?! – сорвалась Джорджина.

И мне бы смолчать, но, наверное, юношеский максимализм меня ещё не оставил, потому я тоже позволила себе эмоциональное:

– Папа ни цента нам не оставил, но, знаешь, Джорджина, когда ты была так нам нужна, тебя не было. Когда нам нужны были деньги, твоей помощи не было, а сейчас… Раз тогда смогли без твоих денег, то сейчас и подавно!

Мама резко выдохнула, сжала до побелевших пальцев корпус серебристого смартфона и каким–то чужим голосом сказала:

– Хорошо. Сходите в свою… Впрочем, ваши дела, – она убрала чековую книжку и уже совершенно спокойно задала вопрос брату: – Ник, не тошнит?

– Неа, – легко ответил Николас, продолжая возиться с едой. Вроде бы готовил свой “фирменный” соус. Ну, надеюсь, соус хоть можно будет с соусницы соскрести.

– Отлично, – кивнула она. – Тогда мне, наверное, пора.

– Давай я тебя провожу? – я встала и наконец–то оставила бедную чашку в покое от своих пальцев.

– Давай, Лиззи. Малыш, – она послала брату воздушный поцелуй, – пока!

Проводив маму, вернулась на кухню к Нику, который, сметая еду с тарелки за считанные минуты, умудрился поинтересоваться, куда делся Джеймс. Я едва не хлопнула себя по лбу, потому как совершенно забыла о том, что он находится в доме. Непозволительная растерянность!

Когда я прошла в зал, где и нашелся Харрисон, тот все еще разговаривал по телефону, внимательно вслушиваясь в слова собеседника. Но, завидев меня, он постарался как можно скорее свернуть разговор, пообещав перезвонить.

– Как все прошло? – поинтересовался, массируя пальцами свой левый висок.

– Ты про Джорджину? – и, дождавшись подтверждающего мою гипотезу кивка, ответила: – Как всегда, если не учитывать то, что я все же сорвалась. Просто она вновь попыталась всунуть нам денег, а… – я запнулась, подбирая слова, но все же закончила: – а я нахожу это глупым. Смысл давать деньги сейчас, если они нужны были раньше?

Джеймс усмехнулся, все так же массируя голову, а потом присел на диван. Он не ответил, но мне и не требовалось. Я знала, что в этом плане он меня понимает.

– Тяжелый день? – спросила, подходя ближе и присаживаясь рядом.

– Не из легких. И напряженный. Знаешь, такой же насыщенный, как цвета красок в картинах, – усмехаясь одним уголком губ, сравнил Джеймс.

– О да. Согласна…

Рука Харрисона легла мне на талию, притянув к себе, и я примостила голову у него на груди, вслушиваясь в ровный стук сердца.

– Останься, пожалуйста, сегодня тут, – неожиданно даже для самой себя, попросила я.