Твоя поневоле

Спокойно, Наташа. Дыши глубже, не заводись.

— Я хочу, чтобы ты была собой и слушала только себя, не логику или мнимую интуицию, только лишь голос своего разума. Ну и меня, конечно, — скромная улыбка трогает уголки губ.

Он поднимается с колен и достаёт из кармана пачку сигарет. Мгновение — и комнату заполняет сладковатый дым.

Я не курю несколько лет, бросила, когда познакомилась с Игорем — он был категорически против. Но до сих пор люблю этот запах, помню лёгкое головокружение после первой утренней затяжки.

— Ты слишком много куришь, — не знаю, зачем я это говорю. Разве мне есть хоть какое-то дело до его здоровья.

— Я курю много лет, это одна из слабостей, избавляться от которой я намеренно не хочу. Никотин помогает мне думать.

— Я считала, что все ботаники правильные.

— Я не ботаник, — серьёзно протестует он и глубоко затягивается. — Никогда не стремился стать самым умным и ничего для этого не делаю, всё получается само собой. Я просто знаю, помню, всё это сидит в голове… это не объяснить так просто, — с каждым произнесённым словом из его рта выплывает сизое облачко дыма, и я не могу оторвать взгляд от этого завораживающего зрелища. — Иногда мне кажется, что моя голова похожа на мусоросборник: я помню ненужные даты, лица незнакомых людей, идиотские статьи жёлтой прессы, прочитанные годы назад. Это здорово напрягает.

Я смотрю на него и понимаю, что, видимо, талант и безумие действительно ходят рядом, взаимозаменяя друг друга. И так уж вышло, что когда-то, двадцать лет назад, кто-то там сверху решил отсыпать чуть больше серых клеток именно этому потрясающе красивому парню, а потом эти клетки мутировали, породив психически нестабильного юного бога.

С такой внешностью и мозгами он мог бы добиться очень многого, он мог бы покорить мир… но будет вынужден гнить в тюрьме, потому что я этого так не оставлю! В конце концов я отсюда выберусь (выберусь же?) и устрою этому стоумовому говнюку райскую жизнь. Главное, не поддаться эмоциям и не выдать ему свои планы. Скорее всего, кляуза в полицию точно входит в список того, что ему не понравится.

Ловлю на своём лице его изучающий взгляд и непроизвольно вздрагиваю. Он смотрит так, словно сканирует черепную коробку. Между густых сдвинутых бровей появляется глубокая складка, и мне становится не по себе. Охренеть как не по себе. Ощущение, словно мозг рассматривают под микроскопом.



Сцепляю пальцы в замок и отвожу от него взгляд, нарочито увлечённо разглядывая посеревшую от времени лепнину на потолке.

— Сколько же лет этому дому? Судя по антуражу — не менее ста. Это же не стилизованная ветхость? Похоже на настоящий старинный особняк, не знала, что такие ещё сохранились.

— Я же говорил тебе, чтобы ты даже не думала о разного рода глупостях? — пропускает он мой бред мимо ушей, и острый скальпель взгляда потрошит меня словно тупую лабораторную крысу.

Его не провести. Он видит, о чём я думаю.

Нервно сглатываю и облизываю пересохшие губы.

— Я ни о чём таком не думаю. Но если вдруг отыщу под кроватью бензопилу, поверь — рука не дрогнет.

Я была уверена, что мои слова его разозлят, но складка между бровей волшебным образом исчезает, и лицо озаряет искренняя улыбка.

— Хорошо, что бензопилу я храню в сарае, — тушит окурок о ребро зажигалки. — Есть хочешь?

— Нет.

Я солгала. Мой желудок уже прилип к спине, и я бы не отказалась от тарелки наваристого борща или сета суши. На худой конец от чашки кофе три-в-одном и корочки засохшего хлеба. Я хочу есть, но я и так слишком безропотно соглашаюсь со всем, что он мне предлагает.

— Зря не хочешь. В холодильнике лежит изумительная форель.

— Приятного аппетита, — и добавляю под нос: — Надеюсь, ты ею подавишься.

Он снова берёт меня за руку, и не успевает мой уставший мозг проанализировать происходящее, как стальной обруч снова обвивает израненное и любовно залеченное запястье.

— Господи! Ну зачем? Зачем это, Кай?! У тебя мой сын, на двери замок, а на окне решётка — ну куда я отсюда денусь? Ты же говоришь, что умный!

— Так пока что надо. Для тебя самой, потом ты сама всё поймёшь, — невесомо ступая босыми ногами по мягкому ковру, он открывает дверь, и я улавливаю краем глаза широкий тёмный коридор. — Если передумаешь и захочешь есть — зови.

Хлопает дверь, и я обессиленно падаю навзничь на гору подушек.

Это бесполезно, так просто он меня не отпустит.

Он не отпустит меня, пока… Пока что? Если бы я ещё это знала.

При свете дня комната уже не выглядит такой неприветливой, как ночью, но всё равно здесь тоскливо и мрачно. Тяжёлая гнетущая энергетика, и я уверена, что связано это не только с моим рабским положением.