Твоя постоянная (СИ)

— Вечером заеду. Не забудь надеть чулки и блядские туфли. Больше ничего.

— Идите вы, Александр Николаевич…

Осекаюсь, когда Левицкий поворачивается и окидывается меня убийственным взглядом. По телу разбегаются такие жуки, что тянет скинуть одежду на пол. А потом нестись к нему с криками о помощи.

— «Пожалуйста, Саша».

Мой высокий голос в исполнении его баритона звучит забавно. Только мне не до смеха, потому что продолжение выбивает почву из-под ног:

— В следующий раз никаких поблажек. Я просто выебу тебя на глазах у всех, Мари, а потом солью те фотографии всем мало-мальски крупным партнерам Шершнева. И хуй ты после этого найдешь работу. Поэтому попридержи язык для массажа моего члена и лучше тренируйся на бананах для горлового минета.

Хватаю стопку каких-то бумаг и бросаю прямо в него. В момент, когда дверь захлопывается за его спиной.

Глава 7. Саша

Ее высочество Шершнева Елена Семеновна до усрачки любит три вещи: ебать Олегу мозг, драть последний растянутый нерв и строить из себя жертву. Именно за этим она коротает скучные будни, а в оставшееся время оргазмирует от финансовой аналитики и сует аккуратный носик в дела друзей.

Похоже, что сегодня Олег все-таки сдох.

— Тебя присмотреть послали, а ты член засунул! — визжит в трубку сорок первую минуту подряд.

Как только голос не сорвала.

Не понимаю, какого хуя я терплю ее выкрики? Я что, первоклассник на первом уроке?

Лена — странный человек, который появляется и исчезает из моей жизни легко. Но когда ее нет, внутри не хватает детальки. Как настоящий пазл. Его не соберешь без кусочка, закатившегося под диван.

— Лева! Ты меня слушаешь? — шипит, а я чувствую, как яд с ее зубов растекается по каналам связи и вливается мне в ухо.

— Да не было у нас ничего с Анютой, Леночек, — шуршу фольгой. — Не бузи, все на мази. Дальше рамок нашего технического задания не уходил.

Калауд куда-то запропастился, поэтому натягиваю тонкий алюминий на чилим и проклинаю себя за рассеянность. Хотел же купить, но забыл. Все из головы вылетело из-за рыжей сучки.

«Пожалуйста, Саша».

Горло сдавливает от жесткого спазма, а член моментально оживает. Потому что я снова вижу перед собой круглые от страха глаза цвета шуршащей фольги в руках.

А ведь говорят, что холодные оттенки с теплыми не сочетается.

Хуйня.

Каждая деталь в Марине кажется идеальной. Одна гребаная ночь, и мой разум осыпался трухлявым пнем под давлением ее совершенного тела. В памяти всплывают маленькие пальчики с красным педикюром.

Я облизал все до единого. Как одержимый фетишист ласкал любой попавшийся мне миллиметр кожи.

Ни одну бабу не трахал с такой отдачей.

Сами кончали. Зачем пыхтеть?

Ебучая кладовая, тесная и пыльная, превратилась в мое индивидуальное место для жертвоприношения. Когда Марина прильнула ко мне испуганным зверьком, ища поддержку и защиту, едва сердце через член не выпрыгнуло.

Я чуть не расцеловал злобных сук за дверью и удовлетворил бы персонально недотрах любой из них.

Только бы не ушли.

— Лева, ты, конечно, гондон, но я тебе верю.

— Я хотел, — сдаюсь и тяжело облокачиваюсь на стол.

Часто моргаю. Пытаюсь содрать изображение кончающей фурии с сетчатки. Только, похоже, образ Марины с распахнутым блядским ртом и солнечными зайчиками на коже отпечатался в подкорке мозга. Впитался в серое вещество и, испуганно хлопая лисьими ресницами, отправился путешествовать по венам.

Рассеянно верчу в руках новенькую баночку со смесью для кальяна. Схватил первую попавшуюся.

Угу, так я думал.

Нервный смех дребезжит в горле, когда до меня доходит смысл надписи на черной этикетке. Даже табак с ароматом апельсинового печенья купил.

Сука.

— Ну?

— Хуй кладу, — огрызаюсь и с трудом возвращаюсь к разговору. — Блядь, Лен. Я вляпался сильнее, чем думал. Впрочем, плевать. Парочка сочных задниц приведут в чувство, но…

В трубке судорожный кашель.

— В Аню? — хрипит великая сводница, пока борется с приступом удушья.

— Нет.

— Слава богу! — незамедлительно раздается облегченный свист. — Еще не хватало мне до конца жизни слушать, как вы с Лазарем лаетесь. Олега за глаза хватает.

— Ну ой, что там лаяться. Лица друг другу разукрасили, и вопрос решен.

— Тульский пряник, — смеется, а в груди разливается знакомое тепло от ее поддержки. — Действуй, не крошись, а то совсем зачерствеешь. Марина хорошая девчонка. Я тебе триста раз говорила. Только твоим священным членом заклинаю: не будь уебком. И…

— И ты жаждешь поскорее сплавить ее подальше от Шершня.

«Ведь она влюблена в твоего, блядь, мужа».

Какого-то хуя знание этого факта причиняет не просто дискомфорт. В кишках дребезжит старая бензопила «Дружба». Рвет затупившейся цепью тонкие стенки нежных органов, смазывается ее багровой кровью и заедает под диафрагмой. Потом движком ударяет по сжимающемуся желудку при каждом взмахе.