Твоя реальность — тебе решать

Кабинет директора. Бежевые стены, огромный стол овалом, портрет президента над креслом Федора Михайловича (прозвище у директора, конечно же, Достоевский). Марья Ивановна, старший специалист из детской комнаты полиции, сам директор, безопасник, завучи, Настенька, перепуганная маленькая мама, Лера, а напротив «пострадавшая сторона». Мать Страхова, здоровенная бабища в лосинах и широкой разлетайке, орала так, что закладывало уши. Ей раз сто уже сказали, что здоровью сына ничего не грозит, что он оскорбил девочку, и та в ответ ударила. Но у той будто фильтр стоял и отсеивал «ненужное», а «ненужным» было всё, кроме травмы ее собственного ребенка, которого «избили до полусмерти». Кричавшая женщина не верила словам ребят, которые указали Степана виноватым, не верила врачам «скорой», что отек быстро пройдет, а хрящ гортани не поврежден. А еще она не верила, что ее высокого сильного сына так изувечила какая-то пигалица, да еще и одноногая. Все здесь сидели, кроме Леры, стоявшей на одной ноге, и ее маленькой мамы, обнимавшей свою дочь за плечи.

— Что вы мне говорите? Если она боксер…

— Она не боксер, — в сотый раз на одной ноте повторил Александр Васильевич.

— …значит ей можно людей калечить? Ну ничего, ничего! Она еще сядет!

— Что значит сядет? — пробормотала Ксения Николаевна.

— А то и значит… Четырнадцать лет есть?!

— Гражданка Страхова, я бы попросила вас не раскидываться такими фразами, — холодно и будто равнодушно предупредила Марья Ивановна.

— А! И вы туда же! Вы за нас должны заступаться! Мы пострадали! Нас защищать, а не эту уголовницу! — вскинулась та.

— Я ни на чьей стороне. Я на стороне закона!

— А закон на чьей стороне? Вы ее защищать вздумали?

— Соколова виновата, что ударила вашего сына, но ваш сын ее спровоцировал, — напомнил безопасник.

— И чем же? Ишь, какая цаца! Слова не скажи!

— Послушайте… — попыталась вклиниться в разговор Ксения Николаевна, но Страхова не стала слушать.

— Да что тут говорить-то? Безотцовщина! Всё тогда понятно! — и мерзкая баба даже откинулась на спинку кресла.

Маленькая мама тут же вспыхнула:

— И что вам понятно? Что? Договаривайте! Что же вы? Только прежде, чем открыть рот, подумайте о том, сколько здесь свидетелей! Я привлеку вас к ответственности за клевету.

С этими словами Ксения Николаевна подошла к одному из стульев, на котором громоздились какие-то папки, сгрудила их на пол, а стул пододвинула дочери.

— Садись! — приказала она.

Лера подняла глаза, хотела возразить, но мать поглядела так, что дочь впервые перед собой увидела именно мать. Не девушку, которой без паспорта даже пива не продавали, а МАМУ. Маму, готовую вцепиться за нее в горло любому. И эта мама усадила своего ребенка на стул, а сама достала телефон и быстро набрала номер.

— Алло! Евгений Степанович, это Ксения Николаевна, директор «Счастливого взгляда». Мне нужна ваша помощь. Не могли бы вы подъехать? Да, прямо сейчас! Вторая гимназия, кабинет директора. Жду! — потом она обвела торжествующим взглядом присутствующих. — Без адвоката я даже рта не открою. И моя дочь тоже. А за свое «безотцовщина», вы еще ответите!

И под вопли неприкаянной Страховой маленькая мама села на кресло рядом с дочкой и обняла ту за плечи. Две малышки легко поместились на одном кресле, но безопасник поднялся и подставил свое кресло рядом. Ксения Николаевна поднялась, а потом грациозно села на свободное место, оправила шелковые полы юбки и посмотрела на дочь. Улыбнулась и взяла ту за руку.

Ребята маялись под дверью директора. Завучи входили и выходили, безопасник ушел на дежурство по школе, а госпожа из полиции, и обе стороны так и сидели в кабинете. Настенька прибегала и стояла рядом с детьми. Звенел звонок, и все расходились по кабинетам. Все, кроме Тимки, он так и сидел под дверью.

Сегодня за столько лет он просил у классного руководителя содействия, помощи, и радовался, что может умолять, ведь классруком была мама. А мама сама крутилась тут же все перемены — переживала. Потом приехал дядька в дорогущем костюме, махнул какими-то корочками перед охраной, заполнил лист прихода и прошел в кабинет директора. Минут через пять оттуда донеслись вопли Старховой, но дверь наконец-то открылась и в коридоре появилась бледная Лера, которую придерживала под руку Ксения Николаевна. Тимка мгновенно подхватилась на ноги, подскочил к девочке. Мать Леры притворила дверь. Погладила дочь по спине, заглянула в глаза.

— Ну, как ты? — спросила она тихо.

— Есть хочу, — ответила Лера, и мать улыбнулась.

— Давай такси вызову…

— Ты смеешься? Здесь идти минуту…

— Ксения Николаевна, я… — заговорил Тим, но Лера его перебила:

— Видала, какой у меня провожатый? Не парься! Мы пошли.

— Ну, идите… Тимофей, вы…

— Не переживайте, Доставлю до квартиры, — быстро сказал парень.

Мать кивнула и вновь вошла в кабинет. Едва она открыла дверь, вопль вырвался наружу, словно только и этого ждал:

— … и я этого так не оставлю! Вы поняли? Я и школу засужу! Она несет ответственность за детей!

— За детей несут ответственность только их родители!..

Хлоп — и вопли стихли.