— Вашей классной для начала, а потом заму по безопасности! Бестолочи.
— Настенька-то тут при чем?
— Настенька? А, эта ваша типа классная…
— А она-то тут при чем?
— А при том, что пока ребенок в школе, школа несет ответственность за жизнь и безопасность детей! Ясно тебе? И если ребенок получает, даже случайно, травму, она обязана — слышишь? — обязана поставить в известность родителей!
Лариса Андреевна наконец-то нашла футляр и вытащила очки, но пока надевала их, Ника, переборов страх, умудрилась выдернуть из ее рук телефон. Мать уставилась на нее.
— Это как понимать?
— Не нужно звонить…
— Это мне решать, нужно или не нужно! Дай телефон!
— Это… я…
Мать вперила в нее острый, как жало взгляд. Она прекрасно знала свою дочь, да и Настеньку (и за что дети так ее называют, непонятно). Та, если бы что-то действительно случилось в школе, сразу бы позвонила. Новая классная женщине не нравилась. Она была либо глупой, либо лицемерной. С детьми (во всяком случае со старшеклассниками) общалась на равных, всегда улыбалась и хохотала. К ней вечно приходили бывшие выпускники, будто в ее кабинете медом было намазано. В прошлом году она выпустила девятый класс, и стала классным руководителем Никиного класса. Дети вросли в нее быстро и крепко. Родители разделились на два лагеря. Одни обрадовались и даже немного выдохнули, вторые пренебрежительно поджали губы, дескать, что за дружба с учителем? Настенька меняться не собиралась и на все пасы родителей смотрела сквозь пальцы. Мать Вероники еще в октябре поняла, что дочка нашла общий язык с новым учителем и прислушивалась к ее мнению, а значит через этот авторитет можно влиять на дочь.
— Если ты не хочешь, чтобы я звонила Настеньке, скажи правду! — вкрадчиво заявила Лариса Андреевна и вперила в ребенка тяжелый взгляд.
Нику даже затрясло. Вот сейчас она скажет… скажет и…
— Это произошло случайно, — проговорила она.
— Я это уже слышала. Где ты получила эту травму?
Ника опустила голову.
— Я играла с ребятами…
— Во что?
— В баскетбол… Но это произошло случайно, честно! Я просто неправильно подставила руки, и мяч…
Но мама уже не слушала. Она ничего после этого ненавистного слова «баскетбол» не слышала. Ника распиналась перед ней в объяснениях, а она не слышала. Потому что не хотела слушать.
Лариса Андреевна взглянула на часы и бросила Нике, не поднимая на ребенка головы:
— Собирайся.
— Ку… куда?
— К Егору поедем. Я вообще не понимаю, что у тебя в мозгах творится! Совсем не понимаю. До концерта меньше двух недель, а ты… этот чертов баскетбол! Я разнесу к чертовой матери эту идиотскую площадку!..
Она говорила что-то еще. Громко говорила. Наверное, даже кричала. Но теперь ее не слышала Ника. Словно оглохла. Словно мама открывала рот, но звука не было. Будто кто-то выключил его.
— Ника! Что ты стоишь? В этом поедешь?
Девочка обреченно посмотрела на маму и ушла в свою комнату.
Пальцы плохо гнулись, как если бы разучились это делать. Ника с таким трудом переоделась, вернувшись после школы, и переодеваться опять? Девочка вздохнула и открыла шкаф…
Дверцу машины открыть оказалось тоже не просто. Лариса Андреевна обежала машину и открыла переднюю дверцу.
— Заднюю, — тихо попросила Вероника.
— Зачем? Тебя же укачивает?
— Я выпила «Драмину». Мы на дорогу туда-обратно часа три потратим, мне уроки нужно делать.
— Теперь ты про уроки вспомнила?
— Я про них не забывала.
— Как хочешь!
С этими словами мама распахнула заднюю дверцу и помогла Веронике сесть.
Но едва они отъехали, Лариса Андреевна продолжила свои наставления. Ника подозрительно молчала, не отвечая на претензии матери. Женщина глянула в зеркальце заднего вида и поджала губы: Вероника сидела в наушниках. Остановившись на светофоре, мать оглянулась назад и тронула ребенка. Девочка вздрогнула и выдернула наушник.
— Ты чего? — удивилась она.
— Сказала, что уроки надо делать, а сама?
— Я слушаю лекцию на портале, — объяснила Ника и развернула к матери экран телефона: у доски стояла какая-то миловидная девушка и что-то объясняла, время от времени водя указкой от одной записи к другой. — Тема сложная, я не поняла. А здесь хорошие уроки, никакой репетитор не нужен.
Мать отвернулась и вновь посмотрела в зеркальце заднего вида. Ника вернулась к лекции, и Лариса Андреевна вынуждена была ехать молча.
Егор не разделял маминого настроения. Казалось, что он выключил мать. Разбинтовал руки сестры, долго осматривал пальцы, ладони, потом что-то чиркнул на бумаге и протянул маме.
— Извини, что прошу тебя, но сходи, пожалуйста, в аптеку — там адрес указан — и купи вот такие перчатки, размер я указал…
— А мы не можем их купить по пути домой? — спросила Лариса Андреевна старшего сына.
— Можете. Но как ты наденешь их Нике?
— А там инструкции нет?
— Ну как сказать… Есть, но это не простые перчатки, и подход требуют особый. Я бы не просил. Там сначала мазь, потом гель, потом…
— Ладно, я поняла, — сказала мама и поднялась. — Побудь с братом.
— Угу, — кивнула Ника.
А когда за ней закрылась дверь, Егор подкатил на кресле к сестре и взял за руки.
— Ну, давай. Рассказывай, — с улыбкой произнес он.
Ника вздохнула.