Твоя реальность — тебе решать

— Играли в баскетбол.

— С Ником?

Девочка даже по интонации услышала, как брат напрягся.

— Нет, он и на физру не ходит, и на тренировки тоже, — ответила она.

— А ты откуда знаешь?

Ника покраснела.

— Ну… знаю…

— А с кем играла-то?

— С Тимофеем. Это друг Никиты.

— Ясно, это от него так прилетело?

— Нет, что ты! Это мальчишка из команды первой школы бросил, а я, дура, поймала.

— Из первой? — усмехнулся брат. — И чего не поделили?

— А ты, когда цапался с первашами, чего не мог поделить?

— Ой, когда это было?

— А неважно. Мне кажется, это противостояние между нашими школами не прекратится. Никогда!

— И как Ник?

— Соблюдает твои рекомендации. Думаю, он тебя боится.

— Боится? Это хорошо. Но я имел в виду, как он отреагировал на этот мяч.

Ника опустила голову и едва слышно ответила:

— Хотел подраться.

— Только хотел? — усмехнулся Егор.

— Так некогда было. Мы сразу почти и побежали.

— Куда?

— К Нику домой. Там лед приложили.

— Только лед?

— Нет, сначала лед, потом в тепло, потом… потом… — и Ника залилась румянцем. Вспоминать о том, как парень растирал ей пальцы, было неловко и немного стыдно.

Егор, видимо, как врач, знал больше, чем рассказывала сестренка, поэтому сидел и улыбался.

— А что потом-то? — не унимался он.

— А потом намазали руки оливковым маслом и всё! — скороговоркой выдала Ника и преданно посмотрела в глаза брату.

— Да ладно?! — удивился он и склонился ухом к ее ладоням, будто прислушивался. — Да… Да что вы говорите! А потом… О, так значит вот в чем дело?!

Ника почувствовала, как у нее запылали уши, а Егор выпрямился и усмехнулся:

— Странно, конечно, но твои пальчики рассказали, что их отлично, я бы даже сказал профессионально, со знанием дела помассировали. И массировали долго. Очень долго. До-олго…

— Егор! — не выдержала Ника и выдернула руки.

Врач захохотал в голос.

— Да ладно, сестренка! Когда еще влюбляться, как не в пятнадцать лет?! И Никита мне понравился. Помимо спорта есть увлечения, — потом посмотрел вновь на сестру и усмехнулся: — да не одно, судя по всему.

— Егор! Хватит вгонять меня в краску!

— Ладно, не буду. Значит, так. Благодаря вовремя оказанной помощи последствия минимальные. Думаю, уже к концу недели сможешь вернуться в музыкалку, а то мать Кондратий хватит. И это… ты не ругайся с ней.

— Я с ней не ругаюсь! У меня даже в голове таких мыслей нет. Я просто не понимаю. Учусь хорошо, играть люблю, хотя сейчас даже не хочу! Она… она столько наговорила… Даже не спросила, больно ли мне? А знаешь, как было больно? У меня даже ноги подкосились. А ей… ей я даже не смогла признаться в этом. Знаешь, почему? Потому что она бы сказала: «А я тебя предупреждала»…

И Ника вдруг заплакала. Егор обнял ее, прижал к своему широкому плечу рыжую голову.

— Все наладится, сестренка! Вот увидишь!

Ника кивнула, но только сильней заплакала.

А потом приехала мама, и Егор долго и обстоятельно возился с руками сестренки, а потом захотел кофе и отправил за ним Нику (ну одной же рукой ты удержишь маленькую коробочку?), а сам остался один на один с матерью.

— Видел? Видел, что она натворила? — едва только за Никой захлопнулась дверь, спросила мама.

— А что она натворила? По пальцам очень больно получать. Даже сравнить не могу… вообще, боль — это боль. Это только если в двух местах болит, то ты можешь сказать: «Здесь болит на десять баллов, а здесь — на три»…

— Я всегда знала, что ты на ее стороне, — махнула рукой Лариса Андреевна.

Сын посмотрел на нее своими глубокими шоколадными глазами. Когда-то из-за этого шоколада в глазах его не хотели брать в секцию вольной борьбы, дескать, добрый, не сможет разозлиться на соперника. А Егор смог. И не только разозлиться, но и победить. И всегда побеждал до того самого чемпионата. С годами он все больше стал походить на своего отца. Тот тоже замолкал, выдерживал паузу, а потом говорил, тихо, вкрадчиво, но это ужасно бесило...

— Не знал, что вы воюете, — сказал старший сын и сел за свой рабочий стол.

— Мы не воюем…

— Но, когда говорят о той или иной стороне, подразумевают как минимум непонимание.

— Егор, сынок…

— Мам, ты извини, что вынужден тебя перебить, просто мне через десять минут к пациенту идти. Не дави на Нику. Даже если она так получила мячом…

— Вот именно!

— А ты спросила о том, как она себя чувствует?

Мать поджала губы.

— Уже нажаловалась?

Егор пожал широкими плечами и откинулся на спинку стула.

— Извини, мам, но ты здесь раз десять, не меньше, сказала: «а я что говорила?». Вот твое такое отношение к чему приведет? Она тебя боится.

— Ой, ну что ты такое говоришь? С чего ты решил?

— Откуда ты узнала о том, что случилось с Никой?

— Мне Любовь Николаевна позвонила…

— То есть, ребенок, получив такую травму, не позвонил маме? Не позвонил и не попросил о помощи. Не пожаловался, что ему плохо… А тебя саму не пугает ее страх перед тобой?

Мать как-то побледнела, у нее даже опустились напряженные плечи, а в глазах мелькнуло недоумение. Егор поднялся. Стукнула дверца, побежала вода, а потом по кабинету расползся запах корвалола. Сын протянул матери стакан, и та, кивнув, поблагодарила.