Твоя тень

Эдвин выбрался наружу, и на какое-то время все вокруг словно бы замерло.

«Господи, как же это несправедливо! – воскликнула про себя Кейли. – Чертовски несправедливо!»

Ты выходишь на сцену, свои песни поешь,
Расцветают улыбки, ты плохого не ждешь…

– Добро пожаловать! – наконец услышала она, и задняя дверца фургона отворилась.

Глазам девушки предстало поле, окруженное соснами. Эдвин помог ей выбраться и отклеил с лица изоленту. От его прикосновения Кейли опять дернулась, хотя каждое движение преследователя было исполнено нежности.

«Действительно, точно такой же, как у отца», – почуяв аромат лосьона после бритья, подумала она. Однако одновременно в ноздри ударил кислый запах пота.

Как только Шарп отступил, Кейли, задрожав, с облегчением глубоко вдохнула: ну наконец-то, а то ей всю дорогу казалось, что она вот-вот задохнется.

Эдвин тем временем любовался пленницей: во взгляде, на миг задержавшемся на ее груди и промежности, читалось неподдельное восхищение.

– Верни мне сапоги.

– Нет, босой ты мне нравишься больше, – отозвался он и посмотрел на пальцы ног Кейли. – Только с этим лаком надобно что-то сделать. Больно уж этот красный цвет – кричащий!

С этими словами он повел рукой, предлагая девушке взглянуть на односекционный дом на колесах, накрытый камуфляжной сеткой:

– Ну, как тебе? Ничего не напоминает?

– Слушай, если ты меня отпустишь, я дам тебе шесть или даже десять часов форы и миллион долларов в придачу.

– Неужели не напоминает? – повторил он, раздражаясь на ее безучастность.

Кейли огляделась и… вдруг все поняла.

«Но… Господи боже мой! Быть не может!» – Девушка буквально остолбенела от изумления.

Они приехали на тот самый участок, который покойный дедушка некогда расчистил, чтобы выстроить дом для семьи. Правда, теперь от этого дома остались лишь воспоминания, и глазам Кейли вместо него предстал трейлер. Немало воды утекло с тех пор, как отец продал их родовое гнездо, но сомнений быть не могло: это то место, где прошло ее детство.

«Эдвин ведь и сам однажды вынужден был покинуть родные края, вот, наверное, и решил сыграть на моих чувствах. Но откуда он узнал, где именно стоял наш дом? – удивилась Кейли. И тут же сама себе ответила: – Наверное, поднял архивные документы».

Следующая мысль оказалась отнюдь не веселой.

«Компания, выкупившая у Бишопа земли, разорилась, – размышляла девушка. – Так что миль на двадцать вокруг – ни души!»

– Я знаю, насколько важно для тебя это место, – между тем с пылом вещал Эдвин. – Поэтому я решил восстановить справедливость и вернуть тебе украденные воспоминания. С нетерпением жду, когда покажешь мне, где ты в детстве каталась на пони, а где выгуливала собак. Мы будем бродить теми же самыми тропами. Правда я здорово придумал? Можно отправиться на прогулку прямо сегодня – перед ужином.

Пленнице ничего не оставалось, как подыграть похитителю и притвориться тронутой до глубины души.

«А когда он отвернется… Схвачу камень, раскрою ему череп и убегу!» – подумала Кейли, и ее вдруг захлестнула такая волна ненависти к Эдвину, что ни о каком притворстве уже не могло быть и речи.

– Да как у тебя, черт побери, после всего этого только язык поворачивается говорить, что ты меня любишь?!

Шарп в ответ лишь ухмыльнулся и ласково погладил ее по волосам. Девушка тут же дернула головой, но он как будто и не заметил ее неприязни.

– Кейли… в ту минуту, когда я услышал тебя на том концерте в Монтерее, меня как громом поразило. Я понял, что мы созданы друг для друга, – продолжил Эдвин. – Пусть не сразу, но и ты тоже это поймешь. Со мной ты станешь самой счастливой женщиной в мире. Да я буду на руках тебя носить! Я стану поклоняться тебе, как богине!

Шарп накинул на фургон камуфляжный брезент и закрепил края камнями. Обняв Кейли за плечи, он крепко прижал ее к себе и повел к трейлеру.

– Но я не люблю тебя!

На это Эдвин лишь рассмеялся. Когда они подошли к трейлеру, он вдруг смерил ее холодным презрительным взглядом – обожания как не бывало.

– Он ведь трахал тебя, да? Этот Бобби? – спросил Шарп, всматриваясь в лицо Кейли и желая услышать «нет». – Только не ври мне!

– Эдвин!

– Я имею право знать!

– Мы были просто друзьями.

– Ха, а друзья, значит, не трахаются? Это тот неписаный гребаный закон, о котором все знают, но который ни одна сука не соблюдает?

Эдвин скинул еще одну личину: бранные слова оказались ему не чужды – под овечьей шкурой скрывался волк. Тот рафинированный язык, каким он изъяснялся раньше в беседах и письмах, был лишь искусным притворством.

«И вовсе не по ноге он тогда постукивал рукой в такт песне!» – наконец утвердилась в своей догадке Кейли.

– Прости, но у меня волосы дыбом, как только я представлю, что этот хмырь касался тебя, – произнес Шарп и вновь просветлел лицом, став милым и улыбчивым, как прежде.

Между тем он подвел Кейли к двери трейлера.

– Эдвин, послушай…

– В первую брачную ночь жених должен взять невесту на руки и перенести через порог, – не обращая внимания на ее слова, объявил Эдвин.

– Не смей даже прикасаться ко мне!