Твоя звезда

– Не то чтобы нужно, Степа. Но понимаешь, у нас тут есть один человек, никто его толком не видел, точнее, кто-то видел, даже корреспонденты ездили, но то ли он их не пустил, то ли они его не нашли… Вроде с вертолета его видели… Я думала, тебе интересно будет.

– Снежный человек, что ли? – засмеялся Степа.

– Какой ты красивый все-таки у меня, сынок… – Ольга Петровна погладила сына. – И борода тебе, наверное, пойдет.

– Я побреюсь завтра, мам.

Ольга Петровна кивнула.

– Приезжай почаще, Степонька, пожалуйста… А то мне бывает очень одиноко.

– Ну, отец-то же есть… – пробормотал Степа, чувствуя себя неловко.

Почему он в прошлый раз не заметил, как постарела мать? Степа стал считать, сколько ей может быть лет. То ли пятьдесят четыре, то ли пятьдесят три… Или больше…

– Мам, а ты ведь на пенсию еще не вышла?

– Нет, сынок. – Ольга Петровна любовно погладила сына по щеке, с трудом дотягиваясь. – Мне еще год до пенсии, вроде должна успеть по-старому…

Степа краем глаза увидел, как Гоша, пятясь, пошел в гостиную.

– Сейчас, мам…

Степа вовремя подхватил Гошу, когда он, мгновенно взобравшись на подлокотник дивана, пытался снять с полки фигурку балерины. Степа вспомнил, как сам в детстве смотрел на эту фарфоровую балерину и очень хотел потрогать ее юбку, ажурную, тонкую, чтобы убедиться, что она не настоящая, не сомнется под руками, потрогать тонкие, ровные ножки балеринки, изумительно красивые… На них можно смотреть весь день и не насмотреться… или даже всю жизнь… Через много лет он увидел такие ноги – у соседки, у Гошиной мамы. Вот на кого она похожа! На фарфоровую балерину из его детства, которую не разрешали трогать. Это военный трофей, который мамин дед привез из Берлина. Степа смутно помнил споры вокруг нескольких трофейных вещей, как отец говорил, что это мародерство, а мама очень обижалась, спорила, защищала деда – так Степа понимал это.

– Мам, а еще, помнишь, лев был такой, с чернильницей. Можно я его посмотрю?

– Так Степка… – растерялась мать. – Я… пришлось вот… прости… льва у меня купили… просто совсем денег не было…

– Мам… – Степа подошел ближе к матери и встревоженно стал рассматривать ее лицо. – Что такое? Ты мне ничего не писала, не говорила… Мы же иногда разговариваем…

– Иногда, сынок… – усмехнулась мать. – Осталась только балерина. Ее не продаю. Как память – и о деде, и о твоем детстве. Ты все ходил вокруг этой балерины, помнишь? Я еще думала, что твоя жена будет на нее похожей. Так бывает. Остается неосознанный идеал из детства. А у тебя пока и жены нет. Рано, да, сынок? – Мать погладила Степу по руке. – Всё других учила. Горела на работе. А ты рос да и рос. Хороший мальчик был.

– Мам, так я и сейчас хороший… хотя бы нормальный… – пожал плечами Степа.

– Нормальный, – вздохнула мать. – А что ж тогда – и семьи-то у тебя нет, и вот с Гошей непонятно… – Ольга Петровна кивнула на Гошу, который теперь пытался открыть откидывающуюся крышку комода. – Там заперто, Гоша, не ковыряй. Я сейчас тебе книгу дам интересную. Мне уйти надо, сынок, часа на полтора, потом я приду.

– Всё хорошо, мам?

– Конечно, – кивнула мать.

Она дала Гоше большую книжку с полки. Мальчик недоуменно покрутил книгу туда-сюда и положил на диван.

– Что? Не будешь читать? – усмехнулся Степа.

– Отстой, – четко ответил ему Гоша. – Читают лохи. Дай мой телефон.

– Он разряжен.

– Купи мне зарядку.

– Слушай, а кем работает твоя мама? – спросил Степа.

– Я не знаю, – равнодушно ответил Гоша. – Она в башне работает.

– В какой башне?

– Дай телефон, фотка там.

– Словами объясни.

– Типа… – Гоша махнул неопределенно рукой. – Там… башня… типа… высокая…

– Ясно.

Когда мать ушла на педсовет, Степа стал дозваниваться в больницу. Через полчаса он все-таки узнал, что Веру перевели из реанимации в кардиологию, и решил, что нужно побыстрее потихоньку от Гоши зарядить его телефон. Мать наверняка из обычной палаты сразу будет звонить, беспокоиться.

Степа походил по квартире. После его просторной квартиры дома ему казалось тесно. Что-то беспокоило его, какая-то мысль… Он еще раз огляделся. Как-то странно. Как будто нет вещей отца. Теми, которыми он по идее должен пользоваться каждый день. Или есть, но видно, что до них давно никто не дотрагивался. Помазок в ванной комнате. Всё тот же, он отлично его помнит. Но сухой. В шкафу вещи висят так аккуратно… Зимние вещи. А сейчас – середина осени. Ботинки – летние, но очень старые. А тапочки вроде стоят…

Степа, думая, что это может означать, не заметил, как Гоша потихоньку открыл входную дверь. Услышал только, как дверь хлопнула. Степа в два прыжка догнал мальчишку на лестнице и вернул домой.

– Вот ты баран, а!.. – с досадой хлопнул он Гошу по затылку, а тот опять укусил Степу. – Так и будем кусаться? – покачал головой Степа, растирая руку. – Куда ты бежишь? От кого? Как ты домой без меня доберешься?

– Отпусти меня!..

– Слушай, да ты что, в самом деле! Ты же ко мне сам прибежал, сказал, что маме плохо, разве ты не помнишь?

Гоша с подозрением посмотрел на Степу.