Твоя звезда

– Да ни в чем, – усмехнулся Семен. – В болтовне. Ты ведь так думаешь? И все так думают. Просто закон – он где? Внутри каждого. Вот внутри меня остались правда и закон того времени и того строя. Ты, кстати, как ко всему относишься?

– К чему?

– К прошлому, к настоящему… За кого? За царя? За монархию? За олигархов? Или с новыми красными бегаешь, которые на тех же машинах на митинги подъезжают, что и олигархи?

– Да я… – пожал плечами Степа. – Я вообще ни за кого. Я политику не люблю.

– А ее нельзя любить или не любить. Можно закрыться с головой, спрятаться. Она – вокруг тебя, политика.

– Не знаю… Я ее не ощущаю. Живу и живу.

– Как сорняк ты, значит, живешь!.. – рассердился Семен. – Даже мухи в политике разбираются!

Степан усмехнулся.

– Что ты лыбишься? – продолжал старик. – Муха знает, когда ты убить ее хочешь, а когда просто мимо идешь. И прячется, когда надо. Это и есть политика. Чашки давай, бери себе большую, а моя вот… И стаканы доставай, из шкафчика…

Степа открыл дверцы удивительного шкафчика. Видно было, что он собран из разных частей, одна дверца прикручена проволокой. Степа неожиданно вспомнил, как он пытался обустраивать свою новую квартиру, которую купил после съемок и которую у него теперь отобрали за неуплату кредита. Они ездили с Верой в мебельные салоны, Вера выбирала кровать, со значением посматривая на Степу, мягонько смеясь, наконец выбрала – огромную, с одной стороны закругленную, дорогущую кровать из редкой породы дерева. Степа только сейчас понял, что цена этой кровати – это приблизительно три года материнской зарплаты. Понять он это мог и тогда, но мысли в ту сторону как-то не шли.

Вера купила еще белый кожаный диван с креслами, роскошный стол с восемью стульями, заказала кухню и шкафы. Всё это было нереально дорого, как потом понял Степа, именно туда ушла приличная часть гонорара. Он не понимал, зачем нужно обязательно покупать всё такое дорогое, зачем было выписывать двери в обе его ванные комнаты из Италии, двери ехали три месяца и не влезли в проемы, пришлось расширять проемы, заново красить стены, наносить художественную штукатурку. Но Вера стояла на своем, крепко держа его маленькой ручкой, и в такие моменты Степа переставал хорошо соображать.

Наверное, он любил Веру. Что тогда любовь, если не это? Поэтому, когда Вера, ничего не говоря, ушла от него и вышла замуж, Степа совершенно растерялся. Он как-то не думал о том, что может остаться без нее и что она, оказывается, его не любит. Совместить всё происшедшее в правильную логическую цепочку голова отказывалась. Поэтому Степа тогда и запил. А когда запил, то постепенно потерял всё, что оставалось, – как-то разошлись остатки денег, куда-то пропали друзья. В отличие от многих Степа не мог долго пить не просыхая, так чтобы ни дня ни ночи не было. Но бутылка стала постоянным атрибутом в его доме.

Сейчас Степа с сомнением смотрел, как Семен разливает густо-малиновую настойку по стаканам.

– Я вообще-то за рулем…

– А ты что, возвращаться сегодня захотел? Нет уж, давай выпьем. В кои веки нормальный человек приехал.

– Я – нормальный? – усмехнулся Степа. – Спасибо.

Семен кивнул.

– Нормальный, нормальный… Поговорим хотя бы о жизни. У меня настойка на травах и на калине. Редкого качества, голова потом от нее чистая, ясная.

Степа покачал головой.

– Да у меня проблемы были… с этим делом…

– Вот и расскажи, раз приехал. Ты же не бегаешь у меня по углам, не вынюхиваешь, красное знамя не фотографируешь, не ржешь… Значит, зачем-то за другим приехал. А я тебе о своей жизни расскажу. Хочешь?

Степа кивнул.

– Пишете что-то? – спросил он, показав на открытый ноутбук.

– Сейчас увидишь, – подмигнул Семен. – Будешь у меня сегодня гостем?

– В смысле? – не понял Степа. – Я и так гость.

– Нет, не таким… У меня же раз в день прямой эфир, – сказал Семен как о чем-то само собой разумеющемся. – В семнадцать ноль-ноль. Программа «Наше время. Семеновские новости».

Степа недоверчиво хмыкнул.

– А откуда вы новости узнаете?

– Так не секрет же, – Семен кивнул на компьютер. – Сижу, ищу, разное читаю, думаю… И еще за газетами раз в неделю в район езжу. Всё равно самого главного нигде тебе не скажут. Сначала оформят правду в удобную форму, подрисуют, подкрасят и тебе, дураку, расскажут. Так, как ты должен думать.

– А вы по-другому говорите? Но вам же тоже ненастоящие новости передают…

– Так говорю ж тебе – сижу, крупицы правды выискиваю, анализирую.

– Кем вы раньше работали? – изумился Степа. Ничего себе! Человек сидит в лесу, совершенно один, и думает о том, что происходит в мире. А он, Степа, до вчерашнего дня жил почти в центре Москвы, десять минут на машине до Красной площади, если нет пробок, и ему было совершенно наплевать на то, что происходит вокруг него.

– Сначала инженером работал, а потом стал парторгом на огромном заводе. Был у нас раньше в области завод. Да сплыл. Продали по кусочкам. Теперь муть там какая-то, ни производства, ни жизни вокруг.

– Парторгом – это как? Давно ведь уже ничего нет.