Твоё слово

— Это всего лишь моя обязанность, как патриота, — объяснила я, серьезно и без улыбки глядя в глаза толстенькому господину с волосатыми пальцами и фанатичным блеском в глазах, который хвалил меня за мои твердые убеждения.

Последним подошел Раш. Честно говоря, я ничего подобного не планировала, просто хотела покричать с толпой, вылить, так сказать, все напряжение прошедшего дня. Но неожиданно людям мои кричалки очень зашли и в какой-то момент, неожиданно для самой себя, я оказалась на возвышении, в окружении благодарных слушателей и меня понесло. Я действительно как будто бы освобождалась от напряжения, мне становилось легко и весело; но вот подошел Раш, вот я поймала себя на мысли, что только что сделала, и мне стало как-то не по себе, опять навалилась тяжесть. Я ожидала осуждения или увещеваний, но он просто взял меня за руку и повел к заказанному заранее экипажу. Почему-то от этого стало еще гаже. Наверное, его чаша все-таки переполнилась? Он ничего не говорил, и я не могла об этом не думать. Но даже усевшись рядом со мной в простую деревянную карету, он продолжал держать меня за руку, и это немного успокаивало.

— Прости?.. — неожиданно вырвалось у меня и я замерла, сама удивленная этим.

Он ответил не сразу, и минуты его молчания превратились для меня в какую-то вязкую жарко-холодную бесконечность, в ожидание какой-то развязки.

— Ничего, разберемся, — спокойно ответил он, продолжая смотреть в окошко и держать меня за руку. От его ответа почему-то перехватило горло, но все напряжение выдулось из меня на выдохе. Я решила не думать и просто сосредоточиться на том, какая у него приятная рука. Странно-большая, больше моей, сухая и теплая, а на костяшках гладко-скользкая шершавость — чешуйки. 

Стоило мне только выйти из кареты недалеко от дома, меня тут же заключили в крепкие деревянные объятия; стало вдруг шумно, как-то резко и неожиданно, Дорик и Борик что-то говорили на перебой, Ева приглаживала мои волосы, а я продолжала держать Раша за руку. Я смотрела на них и понимала, что они и правда рады меня видеть. На удивление, очень рады. Хоть убей, не понимала, почему, но запала я им в сердца, похоже, крепче некуда. Я не знала, что говорить, что отвечать, как вообще себя с ними вести, поэтому на все просто послушно кивала. Меня накормили, напоили, завернули зачем-то в плед, хотя я вовсе не замерзла, расчесали и заплели волосы, и Раш все так же за руку повел меня в комнату.

Наконец, я осталась одна. В комнате все осталось, как и было, да и что могло измениться всего за один день, пусть и бесконечно долгий для меня лично. На улицы было уже темно, потихоньку зажигались магические огоньки, проникающие порой оранжевыми линиями в мою комнату; белым шумом приятно звучали звуки засыпающего города — тише звучали голоса, лай собак в этих утихающих улицах звучал громче и отражался от каменных стен. Из приоткрытого окна задувала прохлада приближающейся ночи.

Я села на кровать, навалившись на стену. Выдохнула обреченно и подобрала ноги к груди. Пришла пора думать. Я еще раз тоскливо вздохнула. Все-таки это тяжело, когда все от тебя без ума. Я им всем так нравлюсь, что они готовы продолжать взаимодействие со мной, даже тогда, когда оно явно в убыток. Это… это почему-то ранило. Вообще-то, у меня довольно большая семья. Если это нормально, заботиться о ком-то, даже если он приносит проблемы, просто потому, что этот кто-то тебе нравится, то получается я своей семье не нравилась? Не то чтобы мне нужна была их забота или любовь, не то чтобы мне вообще было до них особое дело — меня никак не трогало кровное родство и все они, кроме мамы, разве что, были для меня просто чужими людьми, но… Неужели я им с самого начала настолько не нравилась? И если я им по какой-то причине была несимпатична, то почему я так симпатична для Раша? Евы? Дурика с Бобриком? Луки?