Творческие работники

– Только не переживайте, не появится. И книги священные не помогут. Сколько ни читай, а жизнь своим чередом идет. Потому что нет никакого Бога-Творца. Мы сами творцы! И жизнь – наше главное творчество. Все люди – творцы! Но разве художник или писатель будут творить как попало?! С разбором, с мыслью они создают свои творения. Почему же считается, что жизнь, самое главное наше творческое произведение, можно «а бы как» лепить? День прошел, мол, и слава Богу. А то и еще хуже, с оглядкой, как сосед, так и я. Чтобы не хуже других. А сосед твой, может, мещанин, и нечего на него оглядываться. Надо, товарищи, не «не хуже других», а стараться себя превзойти, чтобы лучше себя жить каждый раз…

«Вот это заворачивает Лектор, – подумал Савелий. – Талантливый, сукин сын».

– Никто не откажется, если придет художник и вам картинками украсит стены. Мебель покупаете покрасивше, получше… А в жизни бездари! – рявкнул Кирилл Петрович. – Иной вообще не думает. Живу, мол, как все, и точка! А если на самом деле, не понимает он, как жить надо? Если и не знает, какая она культурная, красивая жизнь может быть! Значит, кто-то должен ему подсказать. Должен прийти и, как тот художник квартиру, украсить жизнь. Пока собственного не наступит понимания, как надо жить!

Зала сидела тихая, лишь человек в плаще быстро записывал что-то. Савелий только диву давался.

– Вот это демагог! – восхищенно прошептал он.

А меж тем голос Кирилла Петровича все усиливался, и на лице у него появилось вдохновенное выражение.

– Нет, товарищи, никаких богов в помине! Мы эту жизнь делаем такой, как она есть, каждый день, с утра. И только от нас зависит сделать ее еще лучше, прекраснее, если хотите. Чтоб напоминала жизнь наша не скучную сатирическую пьесу про пьяниц или тупиц, а большой красивый роман. В котором каждый из нас – главный герой. И каждый сам себе писатель.

Зала зашевелилась. Послышались смешки. Кто-то крикнул:

– Правильно!

– То-то и оно, что правильно, – чутко отозвался Кирилл Петрович. – А сами знаете, быть настоящим писателем трудно. Этому надо учиться. На таком человеке особая лежит ответственность. И не перед высшими силами. Это ответственность прежде всего перед собой, перед своим народом и… – тут хотел Кирилл Петрович сказать слово «партией», но что-то его остановило, прямо физически. Из горла вышел едва слышный звук, который был усилен микрофоном. Так что в зале раздалось громкое, хрипловатое хииик… Потом наступила томительная пауза, и неожиданно совсем другим голосом, как будто и не своим заговорил Лектор: – Всякий человек создан по образу и подобию Божьему, – сказал он негромко, и зала напряглась от таких слов. – Не обличьем (усмешка), а нуждой творить. Про Бога мы только одно и знаем – Он был творец. Человек творит ему подобно, с самого начала, когда младенцем обнаружит твердь и отделит несовершенным глазом свет от тьмы; заполнит свой мир всякими тварями и, наконец, людьми. Потом вдохнет мучительным напряжением в себя отдельное существование и встретит свою Еву, которая протянет яблоко, чтобы отведал от древа и открылись глаза его, чтобы возжаждал жизни, соединился с ней и породил двух, всегда двух: Каина и Авеля, зло и добро… Так написано в священных книгах. Потому эти книги и священные, что в них заключена вся главная игра сознания и чувства, как в генетическом коде заключена картина тела. Ошибка в исполнении взращивает уродство. Так мы себя уродуем, не исполняя творчески и не пытаясь даже приблизиться к замыслу. Предпочитаем мазать по образцу убогости эпохи, лубок с чужой красоткой и лебедями! Когда же вытошнит от нарисованного, когда страшок возьмет от безнадежности и бессмыслицы – ищем спастись. Начинаем переживать свое Евангелие. Едины во всех лицах: Христос и сам себе Иуда, и Петр, фарисей и римлянин… Все в точной соразмерности замысла. Лишь мелочность и высота творимого – у каждого свои. Свои искушения. Свои предательства. Свое распятие и воскрешение. Коль повезет! Не повезет – иной распятый на кресте собственной глупости так и провисит до смерти, не зная про то! А сколько раз макаем мы хлеб в одну миску одновременно с собственным предательством? И зная про то, молчим, неготовые исполнить предначертанное. Молим, упрашиваем пронести сию чашу мимо нас. Зря стараемся, все равно распнут! Только кресты наши низенькие, а гвозди – вроде булавочных уколов. А какая разница? Мука у всех настоящая!

«Ай да лектор, – мыслил Савелий. – Ай да говорун! Куда ж ты гнешь? Да после такой лекции под белы руки и…». Он осмотрел украдкой зал, но в нем никто не выражал на своем лице ровным счетом ничего. Потом он поглядел на человека в первом ряду, того, что представлял лектора из столицы, человек вроде дремал, согласно клевал носом. Тут Савелий и заметил еще одного человека, который по всему слушал чрезвычайно внимательно и даже делал какие-то пометки в записной книжке. Савелий заметил магнитофон у него в петлице и понял, кто этот человек с таким профессиональным магнитофоном…