Вы подрываете любое правительство, которое ставит благосостояние своего народа выше «Экссонова», «Ай, Ти и Ти» и «Анаконда-Копперова». Вы врете и жульничаете, подделываете и угрожаете, подкупаете, пытаете и убиваете и учите нечестивые правительства проделывать то же самое гораздо действеннее, нежели им это удавалось раньше. Я не имею в виду лично тебя, но
Ярыжка сельский – но с анналами в руках —
докажет:
Отцы отечества бывали нас гораздо гаже[80]
.Ты мне напомнишь о грязных трюках Бена Франклина и Томаса Джефферсона, о нравственных бородавках Эйба Линкольна и Вудро Уилсона, ФДР и Мартина Лютера Кинга-мл., может даже – Махатмы Ганди. Возможно, сошлешься на всякое Сартрово про Грязные Руки и Трагический Взгляд Невинности: Никакого омлета без неразбитых яиц; если не переносишь жару, нечего делать в кухне,
Только не там, Сьюзен. Руки прочь от Какауэя.
Даже тогда я б любила тебя до смерти, потому что знаю – у тебя доброе сердце, если и не на все сто процентов чистое, а натура у тебя прекрасная, пусть и замаранная, и ты б никогда ни в каких обстоятельствах не ввязался бы в такие мерзкие дела, если бы поистине не верил, что делать это отчего-нибудь действительно необходимо для защиты наших – не наших сраных корпораций, политиков и карьерного персонала гражданской службы, а нашего народа – против прямой и ясной опасности, каковой иногда бывал тоталитаризм, но никогда не был социализм. Или если б тебя не вынудили к этому угрозы мне и/или другим членам твоей семьи, в каковом случае, по Аристотелеву определению, действия твои бы не были полностью добровольны, а значит, ты б не был полностью виновен.
Да. Ну.
Прошу прощенья; меня сейчас стошнит.
Она и тошнит, соленая Сьюзен, – или пытается, опрятно на подветренную сторону. Скорбный Фенвик придерживает ее, пока она стоит на коленях и травит всухую за нижний планширь. Срыв его подруги, рассуждает он, словесного отклика не требует. Она спускается под палубу, вытирает рот, возвращается в фуфайке с капюшоном и палубных туфлях, берется за штурвал, чтобы Фенн тоже мог приготовиться к быстро приближающемуся ненастью. Радио НАОА передало еще одно штормовое предупреждение для большинства Мэриленда. Эта погода, прикидываем мы, уже не пройдет от нас к северу. Сейчас 1815; благодаря отчасти попутному приливу мы пришли гораздо ходче, чем рассчитывали. Вопрос в том, становиться ли на якорь сразу в первом доступном, однако несимпатичном укрытии – само́й Соломоновой гавани – или бежать наперегонки со штормом к более надежной и спокойной якорной стоянке на ночь в часе хода вверх по течению.
Сьюзен прислоняется к нему, обессиленная. Фенн поглаживает ее по животу; она крепче прижимает там его руку. Что думаешь, спрашивает у нее Фенн. Рассматривает ее лицо; она же рассматривает близящийся шторм. Давай еще чуть-чуть испытаем удачу, вздыхает она, и рванем к Маколлу[81]
. Подпитаем?Решаем попробовать – почти полностью открыв дроссельную заслонку, надеясь, что топлива нам хватит. Фенн опускает и укладывает все паруса и готовит якорь на тот случай, если, прежде чем достичь ручья Св. Леонарда, придется бежать под ветром вдоль высокого берега. Видим первые вспышки молний, отходя от острова Соломона и его дамбы по правому борту, – большая разница с Ки: Соломон по самый плимсоль набит коттеджами, маринами, коммерческими рыбалками и рыболовными и прогулочными судами – и спешим под высокий шоссейный мост через реку. Весь день температура воздуха была 90 °F; быстро остывающий бриз сейчас – нам нервное облегченье.