Творчество Томаса Мура в русских переводах первой трети XIX века

В рассматриваемый период неизвестными нам литераторами были предприняты попытки полного перевода "Лалла Рук", которые в целом можно признать неудачными. В 1830 г. в типографии А.Семена был выпущен отдельным изданием перевод "восточной повести" Мypa⁶², представляющий собой довольно точное воспроизведение прозаического обрамления, в которое ирландским бардом были «вставлены» четыре поэмы. Неизвестный переводчик, представивший, по наблюдению одного из рецензентов, «очаровательную поэму» Томаса Мура «общипанной, сокращенной», в виде «маленьких страничек плохой прозы»⁶³, предполагал издать полный перевод «восточной поэмы», не зная о существовании иных переложений, кроме «Пери и ангел» В.А.Жуковского, однако, увидев чужие труды, «счел себя слишком слабым, чтобы превзойти г-д переводчиков и решился изданием сей книжки связать рассеянные четыре поэмы»⁶⁴. Вместе с тем неизвестный нам переводчик в предисловии взял на себя смелость оценить имевшиеся к тому времени переводные фрагменты из «восточной поэмы», – высоко отозвался о «превосходной» поэме В.А.Жуковского «Пери и ангел», осудил «искаженное» переложение «Покровенного пророка Хорасана» неизвестным автором, вскользь упомянул «Обожателей огня» в переводе Н.А.Бестужева и «Свет гарема» в переводе неизвестного автора. Тем самым подчеркивалась необходимость новых, более глубоких и содержательных обращений к «Лалла Рук» со стороны русских переводчиков. Однако единственный действительно полный перевод «восточной поэмы», завершенный неким Л.Ж. в январе 1836 г., так и остался в рукописи, не имея сколько-нибудь очевидной художественной ценности⁶⁵.

Упоминаемое в издании 1830 г. "искаженное" переложение "Покровенного пророка Хорасана", принадлежавшее неизвестному автору, появилось в альманахе "Венок граций" на 1829 год⁶⁶ в момент окончания русско-персидской войны, повлекшей своим итогом присоединение к России отдельных персидских провинций, – этим историческим обстоятельством во многом было обусловлено усиление интереса русского общества к географическим и общекультурным реалиям Персии, вылившееся в различные формы – выпуск справочных изданий⁶⁷, новое прочтение хорошо известных ранее художественных произведений и др. Перевод, увидевший свет в «Венке граций», никоим образом нельзя считать удачным, поскольку неизвестный переводчик пошел по пути упрощения оригинала, его искусственной русификации, при этом во многих случаях наблюдался буквализм в передаче содержания английского оригинала, приводивший к утрате смысла. Поэма была переведена прозой, за исключением двух фрагментов, представавших в поэтической форме, – один из них («Беседку я помню близ струй Бендамира…») был к тому времени уже знаком русским читателям благодаря переводному «Романсу» («Есть тихая роща у быстрых ключей…») И.И.Козлова; второй представлял собой хор невольниц, живших в гареме, – «Есть дух, и волшебно-роскошным дыханьем…». Наиболее удачный из двух переведенных первый поэтический фрагмент включал, как и в английском подлиннике, четыре строфы, причем идея, заложенная Муром,

была сохранена и передана достаточно близко авторскому мировидению: "Вовек не забуду беседки прелестной! // Но часто цветущей порою весны // Себя вопрошаю: еще ль звук небесный // Там слышен и розы еще ли красны? // Ах, нет! Над волнами уж розы увяли!"⁶⁸. В целом критика неблагосклонно приняла как перевод из Мура, выполненный неизвестным автором, так и сам альманах «Венок граций», воспринятый как образчик «студентского самонадеяния, которое еще не изучилось опытом, что сочинение молодости, расхваленное в кругу юношей-товарищей, может встретить противный прием хладнокровной взыскательной публики»⁶⁹. Из этого cуждения можно сделать вывод, что, вероятно, среди авторов «Beнка граций» преобладали молодые люди, студенты, увлеченные романтическими настроениями эпохи, которые в их сознании неизменно ассоциировались с Дж. Байроном, Т.Муром, В.Скоттом. Об этом увлечении молодежи соотносительно с переводом «Покровенного пророка Хорасана» рассказывал Ап. А.Григорьев в мемуарах о духовном развитии своего поколения «Мои литературные и нравственные скитальчества», публиковавшихся с продолжением в журналах М.М. иФ.М.Достоевских «Время» и «Эпоха»⁷⁰: "…в каком-нибудь несчастном «Венке» она молодежь встречала один из прелестных рассказов Томаса Мура в «Лалла Рук» – «Покровенный пророк Хораcaнa»⁷¹. Мемуары Ап. А.Григорьева, хотя и создавались по прошествии значительного времени, однако заслуживают доверия, поскольку сочетают исповедальность тона и объективность, историчность в изложении фактического материала.