Творчество Томаса Мура в русских переводах первой трети XIX века

В.Г.Базанов, установивший, что перевод Бестужева был обсужден на заседании Вольного общества любителей российской словесности 19 сентября 1821 г.⁷⁷, вместе с тем оценивает работу Бестужева как «вольный перевод» и даже «бестужевский сюжет в восточной повести Т.Мура»⁷⁸, что неоправданно преувеличивало роль переводчика. История любви вождя гебров, язычника" огнепоклонника" Гафеда и дочери преследующего гебров приверженца мусульманской веры, арабского эмира Гассана Гинды и у автора, и у переводчика находится в абсолютной зависимости от общей сюжетной линии произведения, основанной на идее борьбы за национальную независимость. Следует признать, что сама манера передачи стихов прозой предполагала определенное изменение содержания, в частности, устранение повторов, свойственных лирическим декламациям, некоторое ослабление экспрессивного начала и др. Однако Н.А.Бестужев не смог (да, видимо, и не хотел) сказать своим переводом чего-то нового, «своего», отличного от мироощущений, возникающих при знакомстве с оригиналом ирландского барда, ассоциировавшимся современниками с событиями неудавшегося восстания в Ирландии. Свободолюбие «Огнепоклонников» Мура было близко Дж. Байронy, назвавшему эту часть «восточной повести» «лучшей во всей книге»⁷⁹.

В 1820-е гг. была переведена в прозе на русский язык и четвертая вставная поэма "Лалла Рук" – "The light of the Haram", опубликованная под названием "Свет гарема" в№ 5 "Сына отечества" за 1827 г.⁸⁰ без указания имени переводчика. Предположительно, данный перевод принадлежит перу О.М.Сомова, – об этом может свидетельствовать обнаруженное В.Г.Базановым упоминание о завершении Сомовым в 1823 г. перевода «Света гарема», содержащееся в «Подробной ведомости сочинениям и переводам в прозе и стихах господчленов … Вольного общества любителей российской словесности»⁸¹. Вместе с тем ни в знаменитом критическом очерке «О романтической поэзии», где проведена мысль о популярности в России «некоторых эпизодов или вводных поэм Лаллы Рук»⁸², ни в других сочинениях Сомов не упоминает о своем переводе из «Лалла Рук»⁸³. Известно, что в те же годы поэма «The light of the Haram» была переведена Д.П.Ознобишиным, однако его рукопись «Светило гарема», хранящаяся в ИРЛИ⁸⁴, при жизни автора не была нигде напечатана⁸⁵. Также в ИРЛИ хранится неполный стихотворный перевод «The light of the Haram», выполненный в 1829 г. семнадцатилетним М.А. Гамазовым, – рукопись имеет название «Кашемирская долина (из Томаса Мура). Свет гарема (Нурмагаль)», начинается подражанием описанию Кашмирской долины Томасом Мypoм, после которого следует непосредственно перевод, обрывающийся пометой «продолжение впредь»⁸⁶.

Многие переводы из Томаса Мура, сделанные в 1820–1830-е гг., отличались вольностью, что неизменно вызывало осуждение критики, убежденной, что подражание как способ перевода является недопустимым, ибо необходимо либо точно передавать подлинник, либо сочинять собственное оригинальное произведение. "Критики не сличают дурного перевода с подлинником, когда переводчик догадывается оградить себя в заглавии словами: вольный перевод, – писал Н.А.Полевой о "Корсере" В.Н.Олина, переработке байроновской поэмы "Корсар". – По пословице: вольному воля переводчик пишет после этого, как ему вздумается, а заметьте, что то или другое не так и нелепо, переводчик возглашает с уверенностью: "Да ведь я сказал, милостивый государь, что мой перевод вольный…"⁸⁷. Но несмотря на осуждение критики вольные переводы продолжали преобладать в рассматриваемый нами период, отражая не только замысел оригинала, но и творческую самобытность того, кто обратился к его переложению.

Среди переводчиков Томаса Мура в 1820–1830-е гг. выделяются В.А.Жуковский и И.И.Козлов, которые внесли основной вклад в популяризацию произведений ирландского барда в России.

§ 2. В.А.Жуковский как переводчик произведений Томаса Мура

I