Творчество Томаса Мура в русских переводах первой трети XIX века

Наряду с "Доброй ночью" – осуществленным Козловым переводом "Прощания Чайльд-Гарольда" из первой песни поэмы Байрона "Паломничество Чайльд-Гарольда"³⁵ – «Вечерний звон» постепенно утратил в массовом сознании имя своего создателя, прочно вошел в народный песенный репертуар. Вместе с тем далеко не всегда можно однозначно говорить, что именно перевод Козлова, а не английский оригинал Мура влиял на сознание российского общества. Так, созданное на английском языке в 1830-е гг. стихотворение С.Ф.Толстой «Вечерний звон» было опубликовано в 1839 г., вскоре после смерти писательницы, в русском переводе, выполненном М.Н.Лихониным («Вечерний звон! О, как много говорят эти звуки для чувствующего сердца о днях давно прошедших, о минувшей радости, о каждой слезе, о каждом вздохе, обо всем, что дорого нашему сердцу: как красноречив этот вечерний звон!»³⁶), при этом никаких указаний ни на Мура, ни на Козлова не содержалось; в биографическом очерке, которым открывалось то же издание 1839 г., Томас Мур был назван в числе английских поэтов, питавших «поэтическую, пламенную душу, восторженную фантазию»³⁷ С.Ф.Толстой, из чего можно сделать предположение о непосредственном влиянии на русскую писательницу «Those evening Bells».

Заслугой Козлова как переводчика "Those evening Bells" было усиление в произведении лирико-драматических акцентов, чему способствовало пристальное внимание к изобразительно-выразительным средствам языка, подчеркивавшим элегичность содержания. Изменение строфического построения – вместо четверостиший Козлов избрал шестистишия – также помогало усилению возвышенного минорного описания как результата размышлений о бренности земной жизни, о безвременном уходе друзей, по которым звонит колокол; в этом можно убедиться, сравнив оригинал и его русский перевод: "Those joyons hours are past away; // And many a heart, that then was gay, // Withen the tomb now darkly dwells, // And hears no more those evening bells" (T.Moore; p.216) – "Уже не зреть мне светлых дней // Весны обманчивой моей!// И сколько нет теперь в живых // Теперь веселых, молодых! // И крепок их могильный сон; // Не слышен им вечерний звон" (И.И.Козлов; с.143).

Отсутствие в публикациях "Вечернего звона" отсылок на Томаса Мура привело к курьезному событию: в журнале "Телескоп" увидела свет анонимная статья "Перевод стихотворения Козлова на английский язык Томасом Муром", автор которой воспринимал "Those evening Bells" в качестве английского перевода "Вечернего звона", стихотворения, которое "дышит тихой горестью слепца-ясновидящего". "Для нас, русских, – решительно утверждал анонимный автор, – лестно такое внимание – и чье же? – поэта, знаменитого во всех просвещенных странах света; и это тем приятнее, что мы видим двух поэтов, взаимно усваивающих своим родинам произведения друг друга"³⁸. Приведя полный текст стихотворения Мура, автор статьи детально сопоставил его с «русским оригиналом», после чего пришел к выводу, что Мур не совсем точно перевел произведение Козлова, но все же смог отразить его главную мысль.

Наивные суждения анонимного автора "Телескопа", воспринимавшего Мура как переводчика "Вечернего звона" Козлова, были вскоре забыты, однако в конце XIX в. сразу несколько исследователей высказали и попытались аргументировать предположение о единых грузинских истоках стихотворений Томаса Мура "Those evening Bells" и Козлова "Вечерний звон". В 1885 г. в книге "Где правда? История Афонского монастыря" А.Калиновский указал, что "Вечерний звон" – перевод церковной песни грузинского писателя XI в. Георгия Мтацминдели (Георгия Святоносца), рукопись которого якобы сохранилась в Гелатском монастыре близ г. Кутаиси³⁹. Ту же мысль, но уже без ссылки на рукопись, повторил в 1898 г. А.С.Хаханов⁴⁰. Ц.С.Вольпе, следуя за предшественниками, утверждал в 1936 г., что стихи Мтацминдели «Mtsuhrissa Zair», написанные по-гречески в Иверском монастыре на Афоне, где автор служил игуменом, распространились по России и, видимо, через какие-то русские источники стали известны Томасу Муру⁴¹. М.П.Алексеев, стремясь в 1960-е гг. доказать суждения А.Калиновского, провел большую работу по поиску фактического материала, однако поиски не дали никаких позитивных результатов и лишь привели ученого к выводу, что «мы имеем дело с легендой, устойчиво держащейся долгое время в грузинской литературе, но лишенной фактических оснований»⁴².

IV