Творчество Томаса Мура в русских переводах первой трети XIX века

После выхода биографической книги Мура о Байроне количество критических заметок, посвященных ирландскому барду, существенно возросло, причем, не претендуя на глубину литературоведческого анализа, данные заметки вместе с тем позволяли создать представление о многообразии творческих интересов Мура, его месте в литературной истории. Воспринимая творчество Мура в едином контексте с наследием его друга Байрона, критики неизменно показывали соответствие сочинений ирландского барда общим веяниям романтической эпохи. Бесспорный интерес представляла трансформация взглядов В.Г.Белинского на литературную деятельность Мура: если в начале пути критик называл талант ирландца "могучим и роскошным", относил его поэмы к "сокровищнице" поэзии, то впоследствии оценки стали более сдержанными, а "Лалла Рук" была признана "подделкой под восточный романтизм".

Вместе с уменьшением числа публикаций о Томасе Муре, начиная со второй половины 1830-х гг., заметно усиливалось аналитическое начало, суждения становились более взвешенными, творчество ирландского барда рассматривалось в проекции на русскую и зарубежную литературу. В этой связи можно назвать "Чтения о новейшей изящной словесности" (1835) Д.О.Вольфа, изданную в Петербурге учебную книгу "Outlines of English literature: for the use of the Imperial Alexander lyceum" (1847) Томаса Шоу. После смерти Т.Мура в 1852 г. продолжалось осмысление наследия поэта с определенной исторической дистанции, в результате чего удавалось избежать чрезмерной субъективности. Так, А.В.Дружинин, признавая, что Мур "пользовался общей любовью", относил его читательский успех к способности понимать других людей, ценить в них сердечность и силу характера. Среди бумаг критика в РГАЛИ сохранилась заметка об "Огнепоклонниках", третьей вставной поэме "Лалла Рук", пронизанная мыслью о непримиримости борьбы с насилием над гордой натурой человека. И.П.Крешев, характеризуя "поэзию воображения" Томаса Мура, сравнивал ее с роскошным цветком, распространяющим аромат, и тем самым в чем-то противопоставлял ее "поэзии страсти" Дж.—Г.Байрона, подобной величественной "мильтоновой сосне". Для А.Линниченко наиболее существенными были национальные корни творчества Мура, Ю.Шмидт подчеркивал международное признание "Ирландских мелодий". Внесистемность обращения критики второй половины XIX в. к наследию Мура была, во многом, обусловлена эволюцией идеологических и эстетических представлений общества, существенно отличавшихся от взглядов на жизнь, характерных для романтической эпохи.

Традиции Томаса Мура были восприняты русской романтической литературой 1820–1830-х гг., причем каждому из писателей оказывалась близка та или иная сторона творчества английского романтика. Так, декабристов привлекали гражданственность и патриотизм Мура, его эрудиция, яркость создаваемых художественных образов. А.С.Грибоедов обращал внимание на восточную экзотику описаний Мура, использовал характерные ориентальные образы в отрывке "Кальянчи" (1821). Традиции четвертой вставной поэмы "Лалла Рук" "Свет гарема" отразились в стихотворной идиллии Н.В.Гоголя "Ганц Кюхельгартен". поэме В.К.Кюхельбекера "Зоровавель". О массовом характере обращений к творчеству Томаса Мура свидетельствует наличие традиций ирландского предшественника в произведениях авторов, далеких от магистральных путей развития литературы, таких, как Ф.Соловьев, Е.В.Кологривова, М.Д.Бутурлин, И.П.Бороздна, М.С.Жукова и др. Популярным стал образ-символ пери, используемый в произведениях П.А.Вяземского, Д.П.Ознобишина, А.И.Одоевского, В.Г.Теплякова, А.И.Подолинского и многих других русских поэтов. Рост романтических тенденций в литературе обусловливал внимание к Муру со стороны русских прозаиков, в том числе А.В.Бестужева-Марлинского, И.И.Лажечникова, Н.А.Полевого.