Творение и анархия. Произведение в эпоху капиталистической религии

Однако капитализм проявляет свой религиозный характер и вместе с тем своё паразитическое отношение к христианству во всех сферах опыта. И в первую очередь в отношении времени и истории. У него нет никакой цели, telos, он по сути бесконечен и именно по этой причине беспрестанно находится в кризисе, в постоянном акте завершения. Но даже и в этом он демонстрирует свой паразитизм в отношении христианства. На вопрос Дэвида Кейли, не является ли наш мир постхристианским, Иван Иллич отвечал, что нет, он не постхристианский, а христианский в явном виде и более чем когда-либо, то есть это мир апокалипсиса¹⁴. Христианская историософия (впрочем, любая историософия по необходимости будет христианской) в самом деле строится на том допущении, что история человечества и мира в целом конечна: она идёт от возникновения мира до конца времён, который есть День страшного суда, спасения либо вечного проклятия. Нов эту хронологическую, историческую временную протяжённость божественное явление вписывает другое время, кайрологическое, и каждый момент находится в прямой связи с его концом, переживается как «время конца», которое одновременно есть и новое начало. Церковь, как кажется, закрыла свой эсхатологический отдел, но зато учёные сегодня, превратившись в пророков апокалипсиса, постоянно возвещают неизбежный конец жизни на земле. Капиталистическая религия провозглашает перманентный кризис (что этимологически означает «окончательный суд») во всех областях, что в экономике, что в политике: чрезвычайное положение становится правилом, и единственным исходом этого оказывается, как и в Апокалипсисе, «новая земля»¹⁵. Но эсхатология капиталистической религии – это пустая эсхатология, не ведущая ни к спасению, ни к осуждению.

Капитализм не может прийти к настоящему концу, и потому всё время находится в состоянии завершения, и точно так же ему неведомо начало, он внутренне анархичен (безначален) и всё же ровно поэтому непрерывно находится в состоянии начинания. Отсюда двуединство капитала и инноваций, которое Шумпетер кладёт в основу своего определения капитализма. Анархия капитала соединяется с его собственной непреодолимой тягой к обновлению.

И здесь в очередной раз капитализм демонстрирует свою тесную и пародийную связь с христианскими догмами: в самом деле, что же такое Троица, как не механизм, который позволяет примирить отсутствие в Боге какого-либо archè с рождением Христа, вечным и историческим; божественную анархию с царствованием над миром и экономикой спасения?

Стоило бы добавить пару слов по поводу связи капитализма с анархией. Один из четырёх негодяев в фильме «Сало» Пазолини произносит фразу: «Единственная подлинная анархия – это анархия власти». Ровно о том же, и задолго до того, писал Беньямин: «Нет ничего более анархического, чем буржуазный порядок». Мне представляется, что их предположения стоит воспринимать всерьёз. Беньямин и Пазолини улавливают глубинный признак капитализма, который, вероятно, есть наиболее анархическая власть из когда-либо существовавших, в буквальном смысле – в том, что у него не может быть archè, ни начала, ни основы. Но и в этом случае капиталистическая религия показывает свою паразитическую зависимость от христианской теологии.

В качестве парадигмы капиталистической анархии здесь выступает христология. В IV–VI веках Церковь была глубочайшим образом расколота спорами об арианстве, в эти непримиримые споры был вовлечён весь восточный христианский мир, включая императора. Проблема касалась archè, первоначала Бога-Сына. Как Арий, так и его оппоненты сходились в том, что Бог-Сын произошёл от Бога-Отца, и случилось это «прежде всех веков» (ср. “pro chronon aionion” у Ария, “pro panton ton aionon” у Евсевия Кесарийского). Арий уточнял также, что Бог-Сын появился achronos, вне времени. Проблема здесь состояла не столько в хронологическом предшествовании (времени ещё не существовало) и не только в иерархии («первенство» Бога-Отца над Богом-Сыном разделялось и многими антиарианцами); речь шла скорее о том, чтобы решить: Бог-Сын – то есть слово и действие Божье – происходит от Бога-Отца или же, как и Он сам, не имеет начала, anarchos, ни от кого не происходит.

Текстологический анализ рукописей Ария и его противников в самом деле показывает, что ключевым термином этой полемики является именно anarchos (без-начала, без archè, в том двойственном смысле, который имеется в греческом: основы и начала).

Арий утверждал, что в то время как Бог-Отец абсолютно «анархичен», Бог-Сын имеет начало (en archei), но не «анархичен» поскольку имеет Бога-Отца в своей основе.

Епископы, собранные императором Констанцием на Сардикийском соборе (343 год), недвусмысленно опровергли этот еретический тезис, который давал Слову прочную основу в Боге-Отце, и подтвердили, что Бог-Сын столь же «анархичен» и как таковой «абсолютно, безначально, бесконечно (“pantote, anarchos kai ateleutetos”) царствует вместе с Отцом»¹⁶.