Батиньольская группа собиралась постепенно на протяжении 1850-х годов в Париже. Камиль Писсарро родился в 1830 году в Датской Вест-Индии и пару лет работал художником в Каракасе, а затем, в середине 1850-х годов, переехал в Париж. Четырьмя годами позже в столицу приехал Моне и встретил Писсарро в Академии Сюисса, частной школе рисования и живописи с натуры, которая славилась своей неформальной атмосферой. В 1860 году Мане снял мастерскую в квартале Батиньоль, а через два года на ипподроме Лоншан познакомился с Эдгаром Дега. Еще через год из Прованса приехал Поль Сезанн и поступил в Академию Сюисса, где подружился с Писсарро. В тот же год из Лиможа приехал Ренуар и поступил в мастерскую Шарля Глейра, где познакомился с Моне, Базилем и Альфредом Сислеем — единственным в группе британским художником, который родился в Париже и почти всю жизнь провел во Франции. Последним членом группы стала Берта Моризо, которая жила в Париже и несколько лет выставлялась на выставках Салона, а затем в 1868 году познакомилась с Мане.
В 1860-е годы Моне и его поколение ставили перед собой задачу поспеть за столпами живописи: Энгром, с его филигранным рисунком, Курбе, с его густыми красками и суровыми сюжетами, Делакруа, с его богатым колоритом и мощными, экзотичными композициями, и поздним Коро, с его мечтательными образами природы. Кроме того, это был период борьбы с господством Салона и всесилием жюри, определявшим, что достойно быть выставленным.
Около тридцати художников приняли участие в первой выставке будущих импрессионистов, состоявшейся в Париже в апреле 1874 года в мастерской, ранее принадлежавшей фотографу и воздухоплавателю Гаспару Феликсу Турнашону, известному как Надар, на бульваре Капуцинок. Презрительная реакция критиков и публики никого не удивила. На протяжении последующих десятилетий она будет повторяться бесчисленное количество раз. Одни смеялись, воспринимая картины не иначе как шутку или, что хуже, как посягательство на их вкусы. Другие не знали, что и думать. Картины уродливы, как написал один критик, но в то же время они «фантастические, интересные, а самое главное — живые»[487]
. Возможно, в них не было сходства с реальностью, но они всё равно были невероятно реалистичны, они передавали ощущение, что мы живем в этом мире, движемся в нем и видим его. Картина «Бульвар Капуцинок», которую представил Моне, изображала искрящуюся светом улицу, которую можно было увидеть прямо из окна галереи.Не все художники группы были всецело погружены в мир природы. Эдгар Дега был острым наблюдателем и блестящим рисовальщиком, но его мало интересовали нюансы естественного освещения, он не хотел копать траншеи в саду, как Моне, или терпеть жару и дождь, как делали все художники после барбизонцев. Он не был живописателем природы в том смысле, в каком можно считать таковыми Моне, Сислея, Писсарро и Моризо, ловящих мгновенные оттенки природного света, — его привлекала, по его словам, «искусственная жизнь» («vie factice»)[488]
.Эту искусственность Дега находил в варьете и театрах Парижа. В Парижской опере он отыскал то, что было ближе всего его сердцу, — балет. Он рисовал и писал все его аспекты, стараясь запечатлеть все стороны жизни танцовщиц: в репетиционном зале, во время отдыха, во время генеральной репетиции на сцене и, наконец, в момент, когда нет ни балетмейстера, ни музыкантов, ни зрителей — и лишь она одна танцует на сцене. Балет позволял показать человеческое тело в бесконечном количестве вариаций — в движении и покое, то в изящной, то в некрасивой или странной позе, даже усеченное какой-нибудь декорацией или завитком головки контрабаса в оркестровой яме. Дега изображал классические балетные позиции, а также костюмы, которые носили юные танцовщицы, мягкость их туфелек и привычку делать наклоны, растягиваться, позировать, неосознанно повторять танцевальные движения, даже во время отдыха.
Результат вряд ли можно назвать документальным в том смысле, в каком Менцель запечатлевал и упорядочивал факты на своих полотнах. У Менцеля мы ощущаем обыденность вещей, простую осязаемость предметов в этом мире. У Дега мы видим образы, созданные и заряженные энергией высокой рефлексии автора.