Как момент живого творчества импрессионизм продлился меньше двадцати лет, от первых искрящихся светом полотен, созданных в 1869 году Ренуаром и Моне в «Лягушатне», до последней выставки группы в 1886 году. К этому времени художники из Батиньольской группы уже расстались и даже враждовали между собой. Нетерпимость, ссоры и разрывы не прекращались. «Это так свойственно человеку и так печально», — написал Писсарро, чьи решительные попытки сохранить группу не привели ни к чему[492]
. Картина Ренуара «Зонтики», представленная на последнюю выставку, была начата в 1881 году, потом заброшена и закончена лишь четыре года спустя. На ней мы видим, как меняется его стиль: от точечных световых мазков периода «Лягушатни», когда он писал с Моне, до более приглушенной, классической по своей тональности живописи, в которой всё словно пропущено через изысканный фильтр голубых зонтиков, а не освещено прямым естественным светом.И всё же упорство и неуступчивость Батиньольской группы изменили представление о том, какой бывает живопись и что означает быть художником, который непосредственно смотрит на мир. Из всех имен, какими они себя называли, «Непримиримые» было наиболее показательным: группа бескомпромиссных радикалов, не желающих мириться с существующим порядком вещей. Они представляли собой новую волну демократического духа, захлестнувшую конец столетия, отхлынувшую лишь для того, чтобы вернуться с еще большей силой, как писал Токвиль, вселяя страх в сердца традиционалистов и требуя, чтобы были услышаны новые голоса и озвучены новые идеи.
Непримиримое ви́дение Моне, Кассат и других художников их круга было в основном зафиксировано в плоских изображениях. Толчок, который дала фотография, и стремление к детальному реализму в живописи привели к тому, что скульптура оказалась менее очевидным способом отражения современной жизни и духа перемен. Передовыми скульпторами Европы считались те, кто работал в Риме в гладкой, классической манере Кановы, эталоном которой были его «Три грации». Появление в последние годы XIX века шокирующих бронзовых скульптур Огюста Родена стало тем более заметным, что его ничто не предвещало. Казалось, они возникли из ниоткуда.
За исключением самого Дега с его небольшими фактурными фигурками танцовщиц и купальщиц, сначала выполненных из воска и лишь затем отлитых в бронзе, ни одному другому скульптору не удалось поймать ощущение времени — динамичного и разъятого на фрагменты. Роден и Дега стремились извлечь из человеческого тела максимальную экспрессивность, силу и напряжение, страсть и усталость, всю палитру жестов и эмоций. В работе «Шагающий» 1906 года Роден сближается с зачастую причудливыми изображениями человеческого тела у Дега, напоминая также «скульптурные» картины Жерико с отрубленными конечностями. Однако безголовый торс Родена шагает вперед решительно, мощно и слепо.
В этюдах к памятнику писателю Оноре де Бальзаку мы снова видим шагающую фигуру, и она кажется не менее внушительной, чем известняковые скалы Гордейл-Скар Джеймса Уорда. И всё же поступательное стремление скульптур Родена сдерживалось его сильным ощущением прошлого. Хотя фактура его бронзовых статуй может показаться схожей с красочными пятнами на картинах Моне и Ренуара, на этом сравнение с живописцами-импрессионистами заканчивается. Несмотря на разрушение академических канонов и освобождение от прошлого, несмотря на возникновение новых технологий, железных дорог, электрических лампочек и телеграфа, нарушивших ощущение пространства и времени, традиции прошлого еще были сильны. Сам Роден, к примеру, превыше всего почитал Микеланджело, «Рабы» итальянского мастера казались ему величайшими образцами экспрессивной скульптурной формы. Дега, впрочем, тоже не желал выглядеть радикалом. Ему приписывают такие слова: «Всё, что я делаю, — результат размышлений и изучения великих мастеров, о вдохновении, непосредственности и темпераменте я не имею понятия»[493]
.В эпоху демократического реализма фотография имела основания претендовать на роль разоблачителя обмана живописи: ее героизации, лести и откровенных заблуждений художника. Так, если взять известный случай, галоп лошади веками изображался неверно, пока стоп-кадры, сделанные в 1878 году Эдвардом Мейбриджем, не показали реальное движение ног животного, слишком быстрое для восприятия человеческим глазом.