Чтобы устранить всякия недоразумения между верными чадами Церкви и принимаемыми в общение, и тем облегчить взаимное их слияние в одно общество, собор нашел нужным войти в объяснение некоторых особенных выражений, какия употреблялись в разных Церквях в учении о Св. Троице. Это было тем нужнее, что в самой церкви антиохийской, между приверженцами Евстафия и державшимися Мелетия был об этом спор, и одни других подозревали в неправомыслии[344]
. Говоря о Трех Лицах Св. Троицы, одни употребляли выражение:Наконец, так как в последнее время начало распространяться неправомыслие и в учении о воплощении Сына Божия: некоторые, признавая в Нем соединение Божескаго естества с человеческим, не допускали в Его человеческом естестве присутствия высшей силы духа – ума, утверждая, что заменяло его Слово, или Божеское естество; то Собор отверг и это суемудрие, как ложное.
Постановив такия определения, собор поручил двум из своих членов, Евсевию верчелльскому и Астерию аравийскому, сообщить о них православным антиохийцам, собирающимся с Павлином, и убедительнейше просил этих епископов позаботиться, как отцам, наставникам и попечителям, о привлечении и отделяющихся мелетиан к единомыслию[345]
. Но было уже поздно. Неблагоразумием Люцифера дело было разстроено, и сам он, не соглашаясь на благоразумную снисходительность в отношении к епископам, увлеченным в общение с еретиками, отделился от Церкви. По крайней мере, не остались безплодными распоряжения собора александрийскаго для других церквей.Голос мира и прощения из уст пастыря, – который, по своим долговременным страданиям, один мог быть без укора строгим к падшим своим собратиям, – был принят всею Церковию с восторгом. Папа римский Ливерий, епископы македонские, ахайские, испанские и галльские повторили его на своих соборах[346]
. Астерий на Востоке, Евсевий на Западе, возвращаясь в свои епархии, возвещали слово мира в церквях, ими посещаемых на пути. И многие епископы не замедлили примириться с Церковию, которую оскорбили своим малодушием. Не говорим уже о том, сколько важны были догматическия определения, поставленныя собором о Божестве Духа Святаго и о человеческом естестве в Иисусе Христе, служившия изъяснением и дополнением сказаннаго в символе никейском. Обратим внимание на одно объяснение терминов богословских. Св. Григорий Богослов, свидетель споров, какие возникали от различнаго их употребления, причисляет это дело Афанасия к одним из важнейших его подвигов. Это полезнее продолжительных трудов и речей, – говорит он, – предпочтительнее многих бдений; это равняется достославным изгнаниям и неоднократному бегству самого Афанасия[347].Сильное влияние Афанасия на город Александрию и на дела отдаленных церквей, встревожило Юлиана. От Александрии, еще недавно славившейся своею философиею, которая стремилась поддержать верования язычества, он ожидал вспомоществования, а не противодействия своим планам. И епископов он вызвал из заточения, православных и ариан, не для блага Церкви, но для того, чтобы более разстроить ея раздорами и среди несогласий делать, что ему хотелось[348]
. Обманувшись в своих ожиданиях, он воспользовался лукавою неопределенностию своего едикта о возвращенных епископах. Там не было сказано прямо, что они могут вступить в управление своими церквами, хотя никто иначе и не мог разуметь даннаго позволения. Итак, вменяя Афанасию в вину, будто бы он самовольно присвоил себе права, у него отнятыя прежними императорами, Юлиан дал повеление изгнать его из Александрии немедленно. «Чтущему богов народу александрийскому, – писал он, – не мало причиняет неприятности то, что снова занял он престол»[349], – и угрожал тягчайшим наказанием за неисполнение этого предписания, – хотя не мог не знать, что большинство жителей – на стороне христианства, и следовательно – Афанасия.Сколько ни было несправедливо такое повеление, – Афанасий повиновался, и немедленно оставив город (23 окт. 362 г.) поселился не вдалеке от него[350]
. С скорбию и слезами провожали его верные; но он утешал их: