Творения. Книга третья

По прошествии десятидневного условленного срока, отец Каюлинаха, видя, что сын его не возвращается, тотчас пустился в путь, один, в то селение, куда он уехал; и, приехав туда ночью, взошел в юрту, где жила его невестка, которая, в темноте ночи, сидя горько плакала о своем муже. Тоэн Агиталигак тотчас узнал, что плачущая женщина есть именно его невестка, и, подойдя к ней, тихонько стал спрашивать: что твой муж Тайягух Каюлинах жив ли? Она, услышав такой вопрос и от незнакомого ей мужчины, с горестью и досадой говорит ему: «Что ты еще насмехаешься надо мною и к печали моей прибавляешь еще печаль; разве ты не видал, что ныне случилось с моим мужем; и не с ними ли же и ты был» Тогда свекор ее говорить ей: «Молчи, тише; я отец твоего мужа Агиталигах; я приехал проведать сына моего, жив ли он; иди, покажи мне тело сына моего». Невестка повела его туда, где висело тело ее мужа. И они оба долго плакали тут. Наконец свекор говорит своей невестке: «Ты никому не сказывай, что я был здесь у тебя; я скоро приеду сюда опять и отомщу за смерть сына моего кровью моих родственников». Сказав это, он тотчас уехал. Приехав домой на следующее утро, он призвал к себе своего племянника (сына сестры своей) и всех своих людей, и посадя его прямо пред собою лицом к лицу, так близко, что когда он стал говорить, то слюны брызгами летели ему в лице; и, дыша злобою и мщением ужасным, стал говорить ему: «Алгихтаях! — (так назывался его племянник) — ты охотник и жаден до войны и до крови человеческой; и я тебя до сих пор удерживал; но теперь даю тебе полную волю; отмсти смерть своего двоюродного брата; брат твой и мой сын убит в том селении его родственниками; готовься на войну воевать со своим племенем». Сказав сие, тотчас же дал приказание вооружаться и как можно скорее быть готовыми к походу.

Приказание его было исполнено, и раздраженный отец немедленно отправился со своим полком (слово на местном наречии). И подъехав к селению своих врагов и родственников, канал нечаянно и весьма удачно атаковал всех жителей в их юртах; и истребил их всех без исключения; и из целого огромнейшего селения не осталось ни одной души в живых, кроме невестки его и внука, которых он взял с собою, также и тело своего сына, и отправился домой.

Приехав домой, он сделал большие поминки по своем сыне; т. е. приказал выставить для жителей все жизненные припасы, какие у него только были, и все, кто только находились в селении, невозбранно приходили и ели сколько угодно; а отец плакал над своим сыном. Угощение это продолжалось три дня; и по окончании его, тоэн приказал тело сына своего повесить в его юрте в той же самой зыбке, в которой он был положен сначала; и объявил всем, чтобы с тех пор никогда и никто не бил в бубны и не веселился в знак его безутешной печали. Ни время, ни охота, ни слезы, ничто не могло уменьшить и облегчить его горькой печали. Он думал найти облегчение в убийстве невольников; и потому приказал развести большой огонь, и когда он разгорелся, то он начал бросать в него своих невольников. Но это средство было также бессильно. Наконец он решился оставить место нового своего селения, а с тем вместе и все свои планы и намерения, прославить себя в чужих странах и возвратиться на место своей родины; и в наступившее лето он собрал всех своих родственников, составлявших его подчиненных, оставшихся в живых, и поехал обратно туда, откуда приехал, в свой знаменитый поход, оставя все свои заведения, юрты и проч.

Приехав домой, еще более стал горевать и плакать о своем горе и своем бесславии.

Итак, вместо того, чтобы совершить какое-либо достопамятное и славное дело и прославить себя и род свой, он только обессилил себя, почти истребив весь род свой, и вместо славы и радости привез домой бесславие, печаль, горесть и слезы, которые не оставляли его до самой его кончины.

Сказка 2-я