Творения, том 1, книга 1

11. Не знаю, как между пророками я пропустил одну небесную душу, - того, кто на земле жил как на небе, у которого не было ничего, кроме милости. Что же этот великий и дивный человек, если только можно назвать его человеком? После смелой речи пред Ахавом, после низведения огня, после избиения жрецов, после того, как он заключил и отверз небо во время, назначенное по его желанию, после столь многих и столь великих подвигов он подвергся такому страху и такому чрезмерному унынию, что сказал такие слова: "возьми душу мою, ибо я не лучше отцов моих" (3Цар.19:4). Это говорил тот, кто и теперь еще не умер. Мало этого; он удалился в пустыню, и спал там, изнемогши от тяжкого уныния. А ученик его получил не только сугубый дух учителя, но и скорби гораздо более тяжкие. Изображая этих пророков для нас и перечисляя их бедствия, блаженный Павел несколько раньше сказал: "те, которых весь мир не был достоин" (Евр.11:38). Благовременно пришел нам на память и этот блаженный. Если он, явившись один, может доставить нам достаточное утешение, то какого уныния и какой печали не уничтожит он, представши после других? Не считаю нужным говорить о голоде, жажде и наготе, о кораблекрушениях и пребывании в пустынях, о страхах и опасностях, о клеветах и темницах, ранах и бдениях, о бесчисленных опасностях смерти и обо всем прочем, что претерпел он за проповедь. Все это, хотя и причиняло некоторые скорби, но доставляло ему и удовольствия. Когда же отверглись от него все азийские верующие, когда уклонились от веры галаты - целый знаменитый народ, когда коринфяне разделили свою церковь на многие части и, оказав послабление блуднику, довели его до бесстыдства, тогда что, думаешь ты, чувствовал Павел? Каким мраком объята была душа его? Впрочем, для чего нам делать умозаключения, когда можно слышать собственные слова его? Так, в послании к Коринфянам он говорил: "от великой скорби и стесненного сердца я писал вам со многими слезами" (2Кор.2:4); и еще: "чтобы опять, когда приду, не уничижил меня у вас Бог мой и [чтобы] не оплакивать мне многих, которые согрешили прежде и не покаялись" (2Кор.12:21). А к галатам говорил: "дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос" (Гал.4:19). На азийцев же он жалуется и своему ученику. И не только это мучило его, но и данный ему пакостник (плоти) так сокрушал и беспокоил его, что он многократно молил Бога об освобождении от него; ибо слово "трижды" значит здесь многократно (2Кор.12:8). Вообще мог ли когда-нибудь быть спокойным тот, кто сокрушался даже об отсутствии брата? "Я не имел покоя духу моему", говорит он, "потому что не нашел [там] брата моего Тита" (2Кор.2:13). И по случаю болезни другого брата, он опять страдал точно также: "Бог помиловал его", говорил он филиппийцам об Епафрасе, "и не его только, но и меня, чтобы не прибавилась мне печаль к печали" (Фил.2:27). Также сильно скорбя по поводу обольстителей и своих противников, он в послании к Тимофею говорил: "Александр медник много сделал мне зла. Да воздаст ему Господь по делам его" (2Тим.4:14). Итак, мог ли он иметь хотя малое отдохновение от уныния и скорби? Кроме вышесказанных бедствий, тяготивших душу его, были и другие, которые причиняли ему постоянную скорбь. И это опять сам он открыл, сказав: "кроме посторонних [приключений], у меня ежедневно стечение [людей], забота о всех церквах. Кто изнемогает, с кем бы и я не изнемогал? Кто соблазняется, за кого бы я не воспламенялся" (2Кор.11:28,29). Если же он за каждого из соблазнявшихся сам воспламенялся, то этому воспламенению и невозможно было погасать в душе его: потому что никогда не было недостатка в соблазнявших и доставлявших пищу этому пламени. Когда отпадали города, а часто и целые народы, то тем более это могло непрестанно случаться с тем или другим (верующим) из столь многих церквей во вселенной. Но предположим на словах, если угодно, что никто никогда и не соблазнялся и не отделялся от Павла, и никакой другой подобной неприятности не случалось с ним, - и в таком случае я не могу признать его свободным от уныния; на это опять мне не нужно никакого другого свидетеля, кроме самого страдальца. Что же он говорит? "Я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих, родных мне по плоти" (Рим.9:3). А это означает следующее: желательнее было бы для меня впасть в геенну, нежели видеть израильтян неверующими. Это именно значат слова: "Я желал бы сам быть отлученным"; если же он готов был потерпеть геенские мучения для того, чтобы иметь возможность привести (к вере) всех иудеев, то, очевидно, что, не достигши этого, он вел жизнь более тягостную, чем мучимые в геенне, потому что для него было желательно последнее более, нежели первое.