Творения. Том первый. СЛОВА.

21. Но всего превосходнее и выше в родителе было то, что он при равнодушии к богатству был равнодушен и к славе. И я хочу показать, в какой именно мере и каким образом. И имение, и усердие подавать были у него общие с супругой, потому что оба соревновали друг другу во всем прекрасном. Но большая часть подаяний лежала на ее руках, потому что она в подобных делах была лучшей и вернейшей распорядительницей. И подлинно, жена щедролюбивая! Если бы позволили ей черпать из Атлантического или другого обширного моря, и того бы ей не достало, так велико и непомерно было в ней желание подавать милостыню! Она подражала Соломоновой пиявице (Притч. 30:15), только в противном – в ненасыщаемости добрым, препобеждала же в себе алкание худшего и не знала сытости только в усердии делать добро. Все имущество, какое у них было и какое присовокупилось впоследствии, почитала она скудным для своего желания; но если бы можно было, в пользу нищих (как неоднократно слыхал я от нее) отдала бы себя и детей. А потому родитель ей предоставил подаяния в полную свободу, что, мне кажется, выше всякого примера. Ибо и в другом можно без труда найти равнодушие к богатству; его губят, чтобы заставить о себе говорить и чтобы приобрести значительность в обществе; его дают также в заем Богу через нищих, и в сем единственно случае расточающие сберегают его для себя. Но едва ли скоро найдем человека, который бы уступил другому и самую славу, приобретаемую щедростью. Ибо честолюбие делает многих готовыми к расточительности; но где подаяние не видно, там и тратят неохотно. 22. Так расточала рука моего родителя, а большая часть сих дел его пусть останется известной только знавшим его. Если и о мне говорят что-либо подобное, оно выходит из того же источника и составляет часть одного потока.

О ком справедливее можно сказать, что он с Богом действовал, когда избирал людей для алтаря, или ревновал о поруганиях оному, или со страхом очищал священную трапезу от неосвященных? Кто с такой непоколебимостью воли, с такой строгой справедливостью судил дела, ненавидел порок, чтил добродетель, предпочитал добродетельных? Кто был столько снисходителен к согрешающим и оказывал столько пособий благоуспевающим? Кто лучше знал время жезла и палицы [148] (Пс. 22:4) и чаще действовал палицей? Чьи очи были паче на верныя земли (Пс. 100:6) и, кроме других, были на тех, которые в уединении и вне брака живут для Бога, презрев землю и все земное? 23. Кто больше обуздывал высокомерие и любил смиренномудрие? И любил не притворно и не напоказ, как многие ныне, представляющие из себя мужей любомудрых и по наружности столько же нарядные, как и те глупые жены, которые по недостатку собственной красоты прибегают к румянам и прекрасно (сказал бы я) позорят себя, делаясь безобразнейшими от самого благообразия и гнуснейшими по причине своей гнусности. Но он поставлял смирение не в одежде, а в благоустройстве души и выражал оное не согбением выи, не понижением голоса, не наклонением вниз лица, не густотой усов, не обритием головы, не походкой, так как все сие прикрывает человека ненадолго и вскоре изобличается, потому что и все притворное непостоянно. Напротив того, он был всех выше по жизни и всех смиреннее во мнении о себе. По добродетели недоступен,[149] а в обращении весьма доступен. Он не отличал себя одеждой, в равной мере убегая и превозношения и уничижения, но внутренним достоинством был выше многих. И хотя не менее всякого другого укрощал недуг и ненасытность чрева, однако же не думал о сем высоко: одно делал для того, чтобы очистить себя; другое, чтобы не возгордиться, привлекая славу новостью. Ибо все делать и говорить с тем, чтобы за сие прославляли посторонние, свойственно человеку мирскому, для которого нет иного блаженства, кроме настоящей жизни. А человек духовный и христианин должен иметь в виду одно спасение и, что ведет к нему, высоко ценить, а что не ведет, презирать, как ничего не стоящее, и потому ни во что ставить все видимое, заботиться же единственно о том, как достигнуть внутреннего совершенства, и то почитать выше всего, что может самого сделать наиболее достойным, а через него и других привлечь к совершенству.