Творец сновидений

Я, пульсируя, сжимался и разжимался в одно и то же время и понимал, каким маленьким и покорным становится Фрэнк Сандо. И одновременно я чувствовал, как накапливаются в моих руках молнии, как они замерли высоко в небесах, ожидая своего часа, чтобы ударить в землю… и это был я, Шимбо из Башни Темного дерева, Отец Грома.

Темный конус вулкана был рассечен пополам и густая оранжевая кровь, шипя и клубясь паром, потекла в Ахерон. Я расколол небо и землю залил потоп света. Невидимые мортиры произвели залп и привели в движение небесные ветры, а те, выкручивая тучи, низринули дождь.

Он был тенью. Он был ничто. Когда свет погас, он стоял на том же месте. Мой Враг. Домик за его спиной пылал, кто-то кричал: «Кэтти!..»

— Назад, Фрэнк! — закричал пейанец, а карлик потянул меня за руку. Я смахнул его в сторону и сделал шаг. Первый шаг в сторону врага.

Он тоже сделал шаг. И земля задрожала, сползая и низвергаясь сама в себя.

На втором шаге ударили ветры, и он упал. По земле в том месте пошли трещины.

Когда второй шаг сделал я, земля ушла из-под ног…

Мы лежали. И Остров стонал, дрожал, дергая плечом, на котором мы лежали. Из трещин в земле валил дым.

Мы встали и продолжали сходиться. Четвертый шаг — я обрушил скалу за его спиной, он — лавину камней сверху. Пятый — ветер, шестой — дождь, седьмой — огонь…

Вулканы сражались с молниями, озаряя поднебесье. Ветер гнал волны, и с каждым новым его порывом они все больше и больше заливали Остров. Я слышал, как огромные волны бьются о скалы, слышал вой ветра, раскаты грома. За спиной врага неутихающий дождь не мог погасить огонь, охвативший рухнувшее шале.

Мой двенадцатый шаг вызвал ураган, его — покачнул Остров. Едкий дым повалил еще больше.

Что-то едва осязаемое прикоснулось ко мне. В этом было что-то не то, я должен был знать причину и оглянулся.

На скале стоял Грин-Грин. В его руках был мой пистолет. Мгновение назад пистолет висел на моем поясе — в нашей схватке ему было нечего делать. Сначала пейанец направил его на меня, но еще до моего удара — сопротивляясь кому-то или чему-то — отвел пистолет вправо.

Огненный пунктир — и мой враг упал.

Спасли его толчки, сотрясающие Остров. После очередного толчка пейанец упал, выронив пистолет.

Мой враг снова поднялся. На земле остались лежать кисть и ладонь правой руки. Зажав рану левой, он сделал еще шаг в мою сторону.

Рядом с нами образовалась огромная трещина, даже провал, и в этот момент я заметил Кэтти.

Она сумела выбраться из шале и бросилась бежать к тропинке, по которой я спускался. Увидев наше противоборство, она замерла. И вот — трещина, а я кричу без крика, и знаю, что не дотянусь, не спасу…

Потом в голове, внутри, что-то взорвалось; я задрожал и бросился к ней. Я уже не был Шимбо. Шимбо исчез.

— Кэтти! — закричал я, когда она, покачавшись из стороны в сторону, стала падать в провал…

Откуда-то выпрыгнул Ник, замер на краю трещины и успел схватить Кэтти за кисть руки. Блеснула надежда, что он спасет ее.

Но дело было не в силе. Сила у него была. Дело в приложении силы: весе, моменте, балансе… Они упали в трещину и я слышал, как чертыхнулся Ник.

Я повернулся к Шендону. Ярость и смертельная ненависть, обжигая, клокотали во мне… Рука потянулась к пистолету, забыв, что его нет.

И тут меня накрыли катящиеся сверху камни. Падая, я почувствовал, как хрустнула кость в правой ноге. На мгновение я отключился, но боль привела меня в себя. Он приблизился еще на шаг и был уже рядом. Мир вместе со мной заскользил в ад: я видел кровавый обрубок руки, бешеные глаза маньяка и судорожно раскрытый рот — для последнего слова или хохота…

Все было сделано, как нужно. Я поднял правую руку, поддерживая ее левой, и направил в сторону врага. Палец обожгло, я вскрикнул, а его голова навсегда покинула туловище, последовав за моей женой и лучшим другом в раскрытую пасть трещины. Все, что осталось, с глухим стуком рухнуло на землю; и я долго смотрел на тело, пока темнота не утащила меня на свое дно.

Глава 8

Я очнулся. Светало. По-прежнему лил дождь. В правой ноге под коленом толчками пульсировала боль. Плохо. Земля не дрожала, прекратив вызванный нами бунт. Но когда я смог приподняться — я забыл про боль.

Больше половины Острова не существовало, ее поглотил Ахерон. А то, что творилось вокруг — трудно описать. Я сидел на широкой скальной площадке футах в двадцати над водой. Шале исчезло. Рядом лежал обезглавленный труп врага. Слава богу, он еще не стал разлагаться. Я снова лег на спину и попытался оценить положение.

Под еще дымящимися факелами вчерашнего кровавого пира я, не спеша, начал сбрасывать с себя камни. Один чертов камень, второй, третий…

Боль и монотонные повторяющиеся движения притупили восприятие, оберегая мозг от напряжения, а мысли от блужданий.