Творец сновидений

— Я тоже подозреваю это, но не хочу оправдывать себя таким образом. Он был частицей моей личности, но когда ты встал с ним лицом к лицу — я восстал против Белиона. А когда Он покинул меня, то многие сотворенные мною вещи стали вызывать отвращение. Шимбо пришел, чтобы Белион наконец убрался в Небытие. Нельзя было, чтобы Разрушитель громоздил все новые уродства. Шимбо, мечущий бисер миров в вечной темноте, обязан был вступить в борьбу. Он сделал так — и вышел победителем.

— Нет! — воскликнул я. — Мы не сможем обойтись один без другого! Я оставляю за собой Имя!..

— Я понимаю тебя. Такое признание, как твое, не скоро забывается. Но спустя некоторое время…

Я промолчал. Я думал.

Мы прошли по пути смерти. Это было приятно, но являлось лишь результатом действия глиттайна. Если у простых смертных он вызывает галлюцинации и блаженное состояние, то на телепатов он действует специфически.

У человека, принявшего глиттайн, увеличиваются силы.

Все, сделавшие то же самое, увидят общий приятный сон. Сон повторится и совпадет в особенности для последователей «странтры», потому что после особой психической тренировки у них это происходит на уровне рефлексов. Традиция, что тут говорить…

…И сон у них общий, а проснется только один.

Поэтому глиттайн и играет такую роль в обряде смерти: умирающий уходит в некое место — от которого я тысячу лет старался держаться на почтительном расстоянии — не в полном одиночестве.

Кстати, эффект глиттайна очень подходит для дуэлей: если это не оговорено заранее и не сопровождается ритуалом — назад возвращается сильнейший. Такова природа глиттайна — она приводит дремлющие участки мозга в конфликт с другим сознанием, и делает это незаметно для тех, кто этим сознанием обладает.

Грин-Грин был так слаб, что и не думал о ловушке. Конечно, все может быть… Но даже если это дуэль, мне ничего не угрожало. Состояние пейанца было тяжелейшим. И потом, он обещал…

А когда мы шагали рядом, я вдруг осознал, что под видом во всех отношениях приятного, чуть ли не мистического обряда я уже несколько часов укорачиваю ему жизнь.

Элементарная телепатическая эвтаназия.

Убийство мыслью.

Я был рад, повинуясь его желанию, пройти этот скорбный путь. Но это же навело меня на размышления о своей последней дороге. В чем-чем, а в том, что она не будет приятной, я был уверен твердо.

Я слыхал, что каким бы жизнелюбом вы ни были, какую бы ежеминутную радость ни испытывали, в какой-то момент у вас возникнет желание расстаться с жизнью, вы будете ждать прихода смерти, молить о ней. Когда так говорят, то предполагают мучения и, естественно, приветствуют возможность избавиться от них, уйдя таким приятным путем.

Я не собирался проделать свой последний путь «под кайфом» в теплую летнюю ночь. Нет, нет, я буду сражаться за каждый дюйм света. Болезнь, забросившая меня к черту на кулички Времени, заставила пережить столько страданий, мучений, даже агонию — пока меня не положили в анабиоз — что тихо я уходить не собираюсь. Есть книга. «Плоды Земли». Ее и написал землянин — Андрэ Жид. Он не был вечным, он лежал на смертном одре и понимал, что осталось совсем немного, и писал свою книгу кровью, которая еще оставалась в нем. Он завершил ее в течение трех дней и умер. В ней перечислены все прекрасные метаморфозы воды, воздуха, огня, земли, вещей, которые окружали его — всего, что он так страстно любил и чему говорил «Прощай», всеми фибрами своей могучей души, не желая уходить. Подобным образом рассуждал и я. Поэтому, при всем моем сочувствии Грин-Грину, я не смог одобрить его выбор. Нет, я был готов лежать на камнях с переломанными костями, чувствовать влагу дождя, порывы ветра, удары крови в висках; удивляться всему и сожалеть, надеяться и желать. Наверное, этот неутоляемый голод и привел меня к тому, что я стал миротворцем.

Мы только взошли на вершину холма, а я уже знал, что увижу внизу.

Она начиналась между двумя огромными выступами из серого камня. Яркая зеленая трава, такая же, как у нас под ногами, дальше приобретая темную окраску. Это была Большая Темная Долина. Я вдруг увидел перед собой кромешную тьму — если тьму вообще можно увидеть — и не было в ней ничего, абсолютно ничего.

— Я хочу пройти еще сотню шагов, — произнес я.

— Спасибо, Дра.

Мы начали спускаться с холма.

— Что скажут о моем уходе на Мегапее?

— Не знаю.

— Скажи, что я был глупцом, который пожалел об этом раньше, чем ушел сюда.

— Скажу.

— И…

— И это скажу. И попрошу перенести твои останки в горы, где ты родился.

Грин-Грин склонился в благодарном поклоне.

— Тогда все. Ты останешься здесь, пока я уйду?

— Да.

— Как печально. Но, я слышал, в конце виден свет.

— Так говорят.

— Я хочу увидеть его.

— Счастливого пути, Грингрин-тар.

— Ты победил и уйдешь. Сотворишь ли ты миры, которые мне не суждено создать и увидеть?

— Возможно, — еле слышно сказал я в темноту — без звезд, комет, метеоров…

Неожиданно все изменилось.