Творцы грядущего

Билл сидел там на перегоне от Огайо, а от Питсбурга до Гаррисбурга была моя очередь. Мы должны были проехать ночью через Аллеганские горы – в этом было что-то захватывающее. Я слышал отголосок этой мысли в ритмичном стуке поезда, повторяющем ее десятки и сотни раз. И вдруг мои грезы были прерваны громким голосом кондуктора: «Питсбург».

Должно быть, я все-таки спал. Поезд подходил к станции. Я лег спать одетым, так что мне не нужно было терять время на одевание. Как только поезд остановился, я соскочил с подножки и побежал вперед. Билл встретил меня на середине дороги с таким черным от пыли и копоти лицом, что я едва узнал его.

– Ну, если бы ты знал, как это здорово и хорошо! – кричал он, снимая пальто и фуражку и отдавая их мне. – Я хотел бы проехать с тобой через горы, но там поезд не может идти с такой быстротой. Знаешь, в одном месте мы делали пять миль в три минуты с четвертью. Больше девяноста двух миль в час!

Мне некогда было слушать то, что говорил Билл. Как только я надел на себя все, что полагалось, я взял из рук Билла большие автомобильные очки, которые предохраняли глаза от пыли и искр, и побежал дальше.

Когда я добежал до головы поезда, то увидел, что паровоз, на котором ехал Билл, ушел, а на место его подавали свежий, мигающий в темноте своими яркими фонарями. Он тихо подошел задом к вагонам, слегка толкнул их и нетерпеливо запыхтел, ожидая сигнала отъезда. Машинист соскочил с него с пылающим факелом в одной руке и масленкой в другой.

– Извините за беспокойство, – обратился я к нему – не вы ли машинист с этого паровоза?

– Я, – ответил он. – А вы, наверное, тот самый гость, которого мы ждем к себе? Буду с вами откровенен, мне надо немножко осмотреть свою машину.

Я шел за ним и смотрел, как он подливает масло то туда, то сюда. Потом он выпрямился и с любовью взглянул на свою машину.

– Прямо-таки игрушка! – сказал он. – Самая лучшая машина в мире – это я вам говорю. Только что с завода. Вы можете быть счастливы, что вам представился случай проехаться на ней.

Я был абсолютно с ним согласен.

– Ну-с, сударь. А где ваше рекомендательное письмо?

Я вручил ему драгоценный документ.

– Все в порядке! – сказал он, пробежав его глазами. – Прыгайте!

Я последовал за ним по высоким ступеням лесенки.

– Вы можете сесть на место кочегара, – сказал он. – Со мной вам меняться нельзя. Джек, вот тебе помощник. Как зовут, скажите, пожалуйста? Ага, Джим! Ну, а это вот господин Джон Дуглас, известный больше под именем «Большой Джек».

Большой Джек пожал мне руку так, что я испугался, не переломал ли он мне все суставы. Он подвинул меня к сиденью на левой стороне кабинки и я сел, с удивлением глядя на водомерный кран, деления, рычаги, – на весь сложный механизм паровоза.

– Ну, разве не красавец? – сказал Большой Джек.

– Да-да, – нерешительно ответил я, не понимая, почему он называет паровоз красавцем.

Для меня паровоз был скорее стальным чудовищем в двести девяносто три тысячи фунтов веса, как сообщил мне тут же Большой Джек. Позади находилось помещение с пищей и питьем для него – двадцать шесть тысяч фунтов угля, – количество, достаточное для отопления деревенского дома в течение целой зимы, и семь тысяч галлонов воды!

– Он съест весь этот уголь, пока дойдет до Нью-Йорка? – опросил я.

– До Нью-Йорка? О нет, мы едем только до Альтоны. До тех пор нам, конечно, не хватило бы угля, а что касается воды, мы несколько раз будем заливать ее, пока доедем до Джонстауна.

В это время в машине послышалось тонкое, слабое шипение, совершенно не соответствующее ее величине и мощности.

– Отправляемся, – сказал Большой Джек, дергая за шнурок звонка.

Чарли Мартин, машинист, открыл впускной паровой клапан, и громадный локомотив величественно покатился навстречу темной ночи.

Все пространство вокруг было усеяно красными, зелеными и желтыми огоньками, всюду сигналы, механические и ручные.

Каким образом машинист ухитрялся разбираться в них? Он шел вполне уверенно. Он знал все эти сотни огоньков, указывающих ему путь через путаницу рельсов. Я был очень рад, что мне не нужно разбираться в этом. Давно желанный момент настал. Я действительно находился на паровозе! Моей радости не было границ, когда кочегар сказал мне: «Вы можете звонить, если хотите». Я никогда не посмел бы надеяться, что буду принимать какое-нибудь участие в движении поезда.

Я с волнением дернул за шнурок и громко позвонил. Мы быстро прибавляли ходу. Ехать на паровозе было совсем не то, что ехать в вагоне. Толчки на паровозе были очень резкие; вместо того, чтобы плавно раскачиваться, как в вагоне, тут все подпрыгивало и подскакивало. Толчок паровоза бросил меня один раз прямо к котлу, я пришел в соприкосновение с чем-то очень неприятно-горячим, а в дальнейшем прилагал все усилия к тому, чтобы это не повторялось.